Точка опоры - точка невозврата. Лев Альтмарк

Предисловие

Из радиоинтервью и газетных публикаций

…Мир, в котором мы живём, едва ли чем-то выделяется из вереницы бесчисленных миров – тех, что были до нас, и тех, что будут после. Учёные всё больше склоняются к мысли, что количество цивилизаций бесконечно. И вовсе не факт, что наш мир – самый совершенный и лучший из миров.Сведений о прошлых цивилизациях практически не осталось, а то, что чудом дошло до нас, с большой долей приближения мы пытаемся как-то объяснить, обосновать, примерить к своим реалиям. Но чаще вынуждены только разводить руками: настолько это необычно и не похоже на то, что мы сегодня имеем или сумели создать. Всё говорит о том, что многообразие жизни бесконечно, и мы вовсе не венец творения, а, скорее, сродни муравьям или даже микробам, проживающим свой недолгий век в наивной уверенности, что всё замечательное и великое уже случилось, а после нас ничего не будет. Потому что мы этого не увидим…
…Самое загадочное, чем мы обладаем и, если говорить честно, нисколько не ценим, даже не представляя его величия, – это время. Мы почти о нём не задумываемся, принимая своё существование как данность, а когда приходит черёд размышлять о времени, жалеем, что оно так быстро для нас заканчивается. Столько хотелось сделать, столько успеть, а песочные часы нашей жизни почти пусты и готовы перевернуться, чтобы начать отсчитывать уже другие жизни. Подспудно мы понимаем, что уходить всё равно надо, освобождая место детям, которые наступают нам на пятки. Невольно ставим себя на место наших отцов и дедов, пытаемся представить, с какой печалью они глядели нам вслед, что они чувствовали в ожидании неминуемого ухода и как им это было невыносимо…А времени это безразлично. Мы в его бескрайнем океане даже не капли, а какие-то микроскопические частицы, живущие в каплях и всеми своими слабыми силами стремящиеся вырваться за пределы отведённого нам жизненного пространства, чтобы заглянуть за грань невозможного, прикоснуться к глобальным вселенским законам, постичь высший замысел творения. А главное, понять – с какой целью мы приходим в этот мир? Почему именно в этот? Кому это было нужно? Чем мы отличаемся от других созданий?Даже богов, которых помещаем в центр собственного мироздания, мы придумываем похожими на себя. Иначе трудно вести с ними диалог, жаловаться и искать утешения своим обидам на этот суровый и неподвластный нашему пониманию мир. Но ответов от богов мы так и не получаем…Тайна времени всегда волновала человека. Мы уже не сомневаемся в том, что пространство бесконечно, и рано или поздно мы научимся путешествовать по нему в своих, до поры неуклюжих космических кораблях. Но приходит черёд для следующего вопроса: когда мы наконец научимся путешествовать по времени? Когда сумеем раздвинуть покровы прошлого и хоть одним глазком заглянуть в будущее?И ведь это наше самое жгучее желание, без которого человеческое существование потеряло бы всякий смысл…
…Четыре романа, объединённые общим названием «Мент – везде мент» (Сага о Времени), посвящены размышлениям о тайне времени. Главный герой книг – бывший российский, а теперь израильский полицейский Даниэль Штеглер, расследуя загадочные происшествия, неожиданно для себя сталкивается с основной причиной, толкающей человека на необдуманные, а порой даже преступные поступки. Речь идет вовсе не о жажде обогащения или банальном желании отомстить обидчику. В корне любого человеческого порока лежит неистребимое желание каждого из нас оставить после себя след, хоть как-то запечатлеть себя в вечности, стать хозяином времени. Хотя бы того времени, что скупо отпущено нам природой.Если в первом романе «Точка отсчёта – точка невозврата» главный герой только прикасается к заветной тайне и пытается понять, насколько время многомерно и неоднозначно, то уже во втором романе «Трансфер на тот свет» он открывает для себя неприятную истину: даже самый крохотный необдуманный поступок в манипуляциях со временем может привести к необратимым последствиям не только для него, но и для окружающих. И этого допускать никак нельзя, пока человек до конца не осознает свою роль и место в этом мире. Третий роман «Чудак на холме» поднимает героя на следующий уровень постижения, когда он волей-неволей задумывается: а достаточно ли человеку просто почувствовать свою ответственность перед окружающим миром, традиционно расписываясь в собственном бессилии и невозможности что-либо изменить? И наконец, четвёртый роман «Стражи времени» подводит итог размышлениям, но не даёт однозначного ответа на поставленные вопросы.Да их, этих ответов, и не существует, потому что в бесконечной многозначности миров мы всего лишь, повторяю, крохотная частица, способная созерцать окружающее, но едва ли – оценивать и что-то менять. И не поможет нам ни хвалёная логика, ни искусственно созданная мораль, ни опыт прежних поколений. Но и в пассивной созерцательности скрыт некий намёк, хоть в нём и нет решения загадки нашего существования. Если природе понадобилось для чего-то такое беспокойное и мятущееся создание, как человек, то он должен хотя бы в меру своих сил постараться сделать жизнь вокруг себя прекраснее и добрее. И в этом время способно прийти на помощь – показать истинность или тщетность его усилий. Оставить память о нём – долгую или короткую, добрую или не очень…По крайней мере, это то единственное, что нам пока подвластно…
Первоначально Сага о Времени задумывалась как серия авантюрных историко-приключенческих полицейских романов, но по мере написания перед автором вставали новые и более широкие задачи. Поэтому он посчитал своим долгом на фоне традиционного криминального сюжета, основанного на реалиях современной израильской действительности, показать не идеального положительного сыщика и воплощающего абсолютное зло преступника, а обычного человека, такого, как мы с вами, – человека хорошего или плохого, сомневающегося и совершающего ошибки, а главное – извечного пленника своего времени, мучительно пытающегося преодолеть установленные неведомо кем границы и проникнуть туда, куда изначально путь заказан, проникнуть доступными или запретными способами в другие эпохи, населённые его предками или потомками, чтобы самому узнать, как он поведет себя в нестандартных обстоятельствах, каким его воспримет тамошняя реальность…Удалось автору достичь своих целей или нет, судить читателю. Главное, автор попытался представить давнюю мечту человечества воочию и пофантазировать, как человек сумеет распорядиться возможностью путешествовать во времени, если такая возможность ему когда-то представится. И уже выбор читателя – соглашаться с ним или отвергнуть…Итак, Даниэль Штеглер, бывший российский, а теперь израильский мент, приступает к своим расследованиям-путешествиям…

«Марго, – хотел я крикнуть, – земля тащит меня на верёвке своих бедствий, как упирающегося пса, но всё же я увидел вас, Марго…»

 И. БАБЕЛЬ. Конармия. Замостье

Часть 1. Точка опоры

– 1 –

День сегодня тянется, как выплюнутая кем-то жевательная резинка, которая размякла на солнце и наотрез отказывается отлепиться от моих заношенных сандалий. Трёшь их об асфальт, о сухую траву на газоне, выковыриваешь щепками резинку, а она, гадость такая, никак – вытягивается, складывается пополам грязной соплёй, но не кончается. Так же и день…
Смахиваю пот со лба и мельком гляжу на часы. До конца работы ещё больше часа, а до захода солнца почти полдня. То есть жара, по обыкновению, усиливается, и мои мозги, уже закипевшие под побитой молью соломенной шляпой, будут выкипать и дальше. Пощады на солнце никому нет.
…Надо же было мне послать этого дурака-начальника на три буквы! Кто меня за язык тянул? Работал бы и дальше на уборке офисов и подземных автостоянок, как все остальные, так нет же – попробовал права качнуть и мигом вылетел на улицу. Не в переносном, конечно, смысле (найти сегодня нормального работника на метлу и совок практически невозможно), а в самом что ни на есть прямом – подметаю территорию громадной открытой автостоянки у торгового центра.
И поделом мне – не сподобился иврит выучить, чтобы хотя бы гипотетически появился шанс найти работу по специальности, значит, вкалывай рабом на плантациях. Однако начальное изучение иврита всё же дало положительный результат: те несколько слов, что я сумел выплюнуть в лицо начальнику, были им прекрасно поняты и соответствующим образом истолкованы.
А этой автостоянке, чёрт бы её побрал, нет ни конца ни края! Начал по прохладце мести от ограды, постепенно переместился к центру, а уже зовут вернуться снова к началу: там какой-то скот вытряхнул из машины полную пепельницу окурков и вдобавок рассыпал пакет слив. Отскребай теперь от плиток уродливые блямбы, раздавленные проезжающими машинами, да ещё догоняй летающие, словно воздушные шары, пустые целлофановые пакеты…
Да пошли они все! Спрячусь-ка в тенёк, посижу пять минут, выкурю сигарету…
Но стоит мне только присесть и вытащить из кармана пачку, как тут же прилетает навозной мухой начальство и давай причитать:
– Куда ты, приятель, исчез? Почему тебя на рабочем месте нет? Я уже всё вокруг обыскал!
– Пять минут на перекур, – огрызаюсь, – имею право. И ты имей совесть…
Но босс лишь отмахивается:
– Ладно, всё в порядке! Позже на эту тему поговорим. Там за тобой люди приехали, оставь метлу и совок и дуй в офис. Я сейчас пришлю кого-нибудь на подмену…
– А с оплатой как?
Босс морщится, но великодушничает:
– Не переживай, я тебе весь рабочий день поставлю… Хоть и работничек из тебя – боже упаси!
Кому это я понадобился? Что за люди ожидают меня в офисе, коли придурок-начальник аж бегом за мной примчался, несмотря на своё обширное брюхо и короткие ножки?

В офисе приятно шуршит кондиционер, и на мой потный лоб накатывают холодные волны гуляющего ветерка.
За столом начальника сидят два полицейских. Один незнакомый, а второго, кажется, я видел, когда был последний раз в полиции. Помню, что он разговаривает по-русски с большим акцентом, но без него я бы там вообще ничего не понял.
– Здравствуйте, Даниэль, – говорит коп, который знает русский язык, и встаёт со своего стула. – Вот видите, совсем немного времени прошло, и мы с вами снова встретились. А вы тогда так расстроились…
– Что-то в мире изменилось? – уточняю вместо приветствия. – Или доблестная израильская полиция передумала и решила всё-таки принять на работу бывшего российского сыскаря даже без знания базового иврита? – Насчёт работы пока ничего определённого сказать не можем, но мы решили попросить вас об одной небольшой услуге.
– Вот даже как! – цокаю языком и нахально присаживаюсь на свободный стул. – А кто вместо меня будет работать на солнцепёке и зарабатывать жалкие гроши для моей семьи?
– С оплатой уладим, не волнуйтесь.
Тут полицейские принимаются переговариваться на иврите, и я улавливаю только отдельные знакомые слова. Потом мой собеседник поворачивается ко мне и гордо сообщает, сразу переходя на «ты»:
– Капитан Дрор просил объяснить, что ты поступаешь в наше распоряжение пока на неделю, а дальше видно будет. Пойдёт дело, и можно будет подумать об исключении из правил специально для тебя…
«Вот оно как повернулось», – прикидываю лениво. Тут бы обрадоваться и захлопать в ладоши, но… покуда сдержим эмоции. Хоть это неожиданное сообщение и радует, на самом деле мне очень обидно.
Я приехал в Израиль три года назад и сразу отправился устраиваться на работу в полицию. Просто эта работа для меня самая близкая и родная, ведь ничего другого я не умею и, по большому счёту, не хочу делать, а преступники, как мне всегда казалось, повсюду одинаковые. С фантазией у них не сильно богато, и все преступления совершаются, по сути дела, по одинаковым лекалам. Так же и заметаются следы. А уж по части хождения по этим следам я кое-какой навык имею… не всегда стандартный, за что неоднократно получал плюхи на прежней работе. Но, главное, результаты всегда превосходили ожидания моих начальников. Если у меня и случались проколы, то незначительные. С ними можно спокойно спать по ночам и не винить себя за ошибки. Нары, предназначенные Всевышним для отлавливаемых мной бандитов, никогда не пустовали. А мои, которых я, если говорить честно, время от времени всё-таки заслуживал, до сих пор меня дожидаются.
Так вот, в израильской полиции мне выдали в кадрах кучу анкет, а когда я виновато признался, что сам их заполнить не в состоянии, и попросил кого-нибудь из сотрудников, знающих русский язык, помочь справиться с этой хитрой задачей, мне мигом указали на дверь. Да ещё отчитали, мол, какого хрена ты морочишь нам голову, если даже двух слов на иврите связать не можешь?! В итоге я ушёл, как оплёванный, но попыток поступить на службу в полицию не оставил. Разыскал своего бывшего подчинённого Лёху Штруделя – это у него не фамилия, а кличка такая, которую он получил ещё в прошлой ментовской жизни за круглосуточную прожорливость, – и поинтересовался, как ему удалось проскочить в полицию на хлебную должность простого участкового, денно и нощно рыскающего по заявам от измученного бытовыми правонарушениями населения?
– А что ты хочешь? – нахально заявил мне тогда этот гусь лапчатый. – Во-первых, я на пять лет раньше тебя сюда приехал, во-вторых, младше на те же пять лет. Сам должен понять, Даниил, что фора в десять годков – это тебе не штрудель с маком. Плюс предварительное усердное изучение иврита. И учти: иврита не базарного, а юридического, на котором менты да адвокаты между собой общаются. У меня, понимаешь ли, кругозор широкий и мозги свежие, а у тебя, прости, заточены только на ловлю бандитов. Улавливаешь разницу?
Хотел я было врезать ему по шее, как поступал нередко в прежней жизни, когда никто из окружающих не видел, да не стал. Лёха-то правильно сие надругательство над собственной шеей поймёт, он мужик свой, почти родной. Только неизвестно, чем аукнется, если кто-то из здешних про битьё по шее полицейского проведает. Всем достанется.
– Ну, и что ты посоветуешь, мозг ты наш свежий? – поинтересовался я у него тогда.
– Бросай всё к чёртовой матери и садись за учебники, – уже на полном серьёзе заявил Лёха, – других вариантов нет. Если, конечно, хочешь когда-нибудь попасть к нам в полицию. Сыщик-то ты от бога, это и к бабке не ходи, вот только своё предназначение здесь надо сто раз доказать.

Засесть-то я за учебники и засел, только дело не пошло. Видно, проскочил ту золотую пору, когда новые словечки гладко укладываются под черепную коробку. Наверное, там, в этой коробке, должно быть некоторое незаполненное пространство, как у Штруделя, а вот у меня голова, похоже, забита до отказа. Чем? Да кто ж его знает, только не лезет иврит в башку, хоть ты тресни!
И ведь не халтурил я, сидел над учебниками день и ночь, глаз не смыкал, зубрил, как проклятый, а самого прямо-таки от злости распирало. Я тут, понимаешь ли, глагольные инфинитивы вслух бубню, пытаясь запомнить, а где-то в это время детишек педофилы мерзопакостные насилуют или здоровые лбы кольца да серёжки со старушек сдирают! Вот где от меня настоящая польза была бы, а не за этими неподъёмными книжками…
Спустя некоторое время Штрудель лично позвонил мне и похвастался, что за особые заслуги его перевели в отдел по расследованию тяжких преступлений, как, собственно говоря, и было на прежней родине. И он уже успел замолвить начальству словечко, мол, есть у него на примете один неустроенный по жизни сыщик, который когда-то розыскные чудеса творил в российской милиции, а тут никак не может вернуться к прежней любимой работе. Ну, и начальство ответило, дескать, пускай приходит, может, что-то и склеится.
Пошёл я в полицию повторно, но уже не в кадры, а непосредственно к начальникам Штруделя. Побеседовали со мной, покачали головами, а результат остался прежний: нельзя без языка, хоть удавись. Как же ты, брат, будешь служебные бумаги заполнять и приказы читать? А как с преступниками общаться, если они русского языка не разумеют? То-то и оно, иди с миром, бывший мент, учи свои инфинитивы…
Совсем я было скис, но делать нечего, нужно как-то устраиваться в этой жизни. Так я и попал на уборку, ведь никаких других вариантов трудоустройства в моей ситуации больше не вырисовывалось.
Но где-то внутри меня зрело смутное чувство, которое я и сам толком себе разъяснить не мог. Ну, не может существовать такое положение дел до скончания веков! Это же будет абсолютная вселенская несправедливость, если я так и закончу свои дни в обнимку с совком и метлой, получив банальный тепловой удар, а местные бандиты, которые мало чем отличаются от своих российских собратьев, будут и дальше прекрасно себя чувствовать без моей отеческой опеки! Не может такого положения дел быть по определению...
Вот, наконец, и приехали ко мне местные полицейские, чему я, признаться честно, нисколько не удивлён. Дело вовсе не в том, что я, Даниэль Штеглер, прямо-таки какой-то супер сыщик, без которого земной шар перестанет вертеться, просто… должна же существовать справедливость на белом свете! Каждый муравей должен выполнять свою определённую природой функцию. А моя функция пока одна-единственная – ловить и сажать преступников. Мент – он везде мент. Хоть в России, хоть в Израиле.

Когда мы садимся в полицейскую машину – капитан Дрор спереди рядом с водителем, а мы с русскоговорящим полицейским сзади, – этот русскоговорящий мне сразу начинает шептать в ухо:
– Сейчас он будет говорить тебе важные вещи, а ты слушай и не перебивай. Я тебе тихонько переводить стану. Приедем в управление, там все свои вопросы и задашь, хорошо?
– Ваш приятель по имени Алекс рекомендовал нам с вами познакомиться, – откашлявшись, говорит Дрор низким, хорошо поставленным голосом, – и рассказывал, что прежде вы творили чудеса розыска. Это правда?
Не дожидаясь моего ответа, он продолжает, даже не глядя в мою сторону:
– Мы проверили по своим каналам и выяснили, что о вас и в самом деле много хвалебных отзывов. Скажите, только честно, зачем вы оставили такую успешную карьеру в России и приехали сюда?
– На то много причин… – развожу я руками.
– Не надо ничего сейчас говорить, – прерывает он меня. – Всё уже в прошлом. Это ваше личное решение. А сегодня вам выпал шанс доказать свой профессионализм уже здесь. Вы готовы?
– Всё это общие фразы, – вздыхаю невесело, до конца не доверяя его словам, – я так понимаю, у вас какое-то тупиковое дело, которое сами вы расследовать не можете, да? И прикрыть его нельзя, потому что оно уже получило общественный резонанс…
Тут русскоязычный начинает молча толкать меня локтем в бок, а Дрор мигом оборачивается и грозит ему пальцем:
– Переводи слово в слово всё, что он отвечает!
– А что мне ещё ответить? – уныло пожимаю плечами. – Выбора у меня нет. Конечно же, я готов поработать…
– Вот и прекрасно! – Дрор отворачивается и снова глядит на дорогу. – Это всё, что я хотел от вас услышать. С сегодняшнего дня вы поступаете в качестве нештатного сотрудника полиции в распоряжение лейтенанта Винтермана, а вашего приятеля и бывшего сослуживца Алекса я временно приставлю к вам в качестве переводчика и помощника. Подтяните иврит, а там посмотрим…
Всю оставшуюся дорогу до управления мы молчим, и я раздумываю над тем, как Лёха будет доволен, узнав, что мы снова работаем вместе. А уж как я рад, что всё возвращается на круги своя! Только об этом ему, конечно же, ни за что не скажу – много чести!

Лейтенант Феликс Винтерман, толстый, нескладный субъект с холёными, пухлыми ладошками, не нравится мне с первого взгляда. Сразу обращаю внимание на его аккуратно обработанные пилочкой ногти. Если у полицейского из отдела по расследованию особо тяжких преступлений есть время заниматься такой ерундой, то одно из двух: или тяжких преступлений в Израиле больше не происходит, или владельцу пилочки всё по барабану. Первое, к сожалению, из области фантастики, а вот второе – совершенно никуда не годится. Был бы я начальником этого пузыря, погонял бы его по городу в самую жару, как бешеную собаку. Но начальник здесь, увы, пока не я и вряд ли таковым в обозримом будущем стану…
– Наслышан о вас, – вежливо булькает Винтерман, здороваясь за руку, и тут же тайком вытирает ладонь о штанину. Видно, мои не до конца отмытые от уличного мусора руки его не вдохновляют, а плохо остриженные ногти царапают нежную ладошку. – Значит, сразу и приступим к делу. Алекс, достань папку с основными материалами… Вот стол, за которым будете работать.
Широким жестом он указывает на стол около стеллажа с аккуратными рядами пронумерованных папок.
Лёха сияет, как начищенный пятак, потому что ему всегда нравилось работать со мной. Да и я к нему привык. Короче, два сапога пара. Один начищенный, другой пока не очень.
Молча сажусь на стул и жду, пока Штрудель, как заправский официант, подаст мне папку. Без интереса пролистав несколько страничек, поднимаю глаза на Феликса:
– Давайте поступим так. Расскажите мне своими словами суть дела, а если понадобятся какие-то детали, Алексей найдёт нужные документы и переведёт…
– Какие-то детали… – хмыкает Винтерман и с сожалением глядит на меня: мол, потерял ты, брат, свою квалификацию, а мы должны своё драгоценное время тратить на переводы для тебя. – Хорошо. У нас люди с некоторого времени пропадать начали. Притом при весьма странных обстоятельствах: ни следов после себя не оставляют, ни улик никаких нет. Поначалу мы решили, что тут или криминальные разборки, или долги и побеги от кредиторов, или даже националистические мотивы. Но ничего абсолютно не просматривается. Даже ни одного трупа мы пока не нашли.
– Сколько всего человек пропало?
– Уже шестеро.
– И вы решили, что это серия?
– Ну, да. Очень похоже.
– А почему вы так решили? Что-то эти пропажи всё-таки объединяет?
– Почти ничего. Все эти люди совершенно разные – и по социальному положению, и по возрасту, и по достатку.
– Но вы всё-таки что-то нарыли?
Винтерман морщится от грубоватого словечка, отсутствующего в лексиконе израильтян, но терпеливо объясняет:
– Говорю же, почти ничего. Только мелкие, незначительные детали. Но они настолько условные, что вполне могут объединить ещё добрую тысячу людей с улицы… Просто что-то нам подсказывает…
Тут я уже усмехаюсь и ядовито замечаю:
– Так об этом в протоколах и записано? «Что-то подсказывает»? Профессионалы, блин…
И сразу Винтерман деловито подхватывается со стула и глядит на часы:
– Короче, Алекс, помоги человеку войти в курс дела, а я должен идти к начальству. Через час вернусь.
А потом мне персонально:
– Не советую вам, Даниэль, со мной в таком тоне разговаривать. Да и вообще в израильской полиции панибратство не принято. Никому от этого пользы не будет. А вам тем более…

После его ухода мы некоторое время сидим молча, потом Штрудель виновато разводит руками, но глазки у него всё равно счастливые:
– Не трогай ты его. Разве не видишь – шеф комплексует? Раньше он считался тут звездой сыска, хотя ничего серьёзного, по большому счёту, до последнего времени не раскрыл. Да и не случалось у нас, слава богу, ничего серьёзного. А в тебе он сразу почувствовал угрозу своему мирному существованию…
– Какая я для него угроза? Я даже в штате не состою и вряд ли когда-то в нём буду. Пригласили меня в качестве одноразового презерватива – используют по назначению и смоют в унитаз.
На мгновение Штрудель задумывается, в красках представляя нарисованную мной натуралистичную картинку, потом замечает:
– Но ты его всё равно без причины не дразни. Филя – мужик не вредный и от начальства всегда прикроет, если что. А недостатки у всех есть.
– Меня-то чего прикрывать? Я тут человек вольный – не понравилось, развернулся и пошёл домой. Вернее, к себе, на уборку улиц. Никому ничего не должен… Но заболтались мы что-то. Давай, вводи в курс дела.
Однако, к моему разочарованию, никакого дела как раз не просматривается. Всё оказывается скучным и банальным, сродни корявому рапорту полуграмотного сельского участкового. Я-то думал, местные шерлоки холмсы пытаются расследовать таинственное, леденящее кровь убийство с кучей выносящих мозг подробностей и напрочь обрубленными концами, а тут не только трупов нет, но даже никто ни на кого не в обиде.
Первая бумага из дела гласит следующее. Неделю назад репатриант из России Юрий Вайс вернулся, как обычно, с работы, отужинал с женой и детьми, посмотрел телевизор и отправился в спальню. Там взял почитать перед сном книжку… и всё. Когда спустя полчаса жена пришла в спальню, ночник горел, полураскрытая книжка лежала на подушке, постель была расстелена, но на ней никого не оказалось. Поначалу женщина подумала, что супруг вышел перед сном покурить, но его не оказалось ни на балконе, ни на лестничной площадке – нигде. Правда, она потом вспоминала, что кто-то позвонил мужу в это позднее время, но такое изредка случалось, когда его вызывали на работу. Сотового телефона, принадлежавшего пропавшему, дома не отыскалось, видно, прихватил с собой. Но, когда по нему попытались позвонить, он оказался выключенным, так что прояснить ничего не удалось.
До утра дамочка проворочалась, то засыпая, то просыпаясь, а чуть свет отправилась в полицию. Но там над ней только посмеялись, мол, найдётся ваш супруг, мадам, не сомневайтесь. Бывают у мужиков такие заскоки: исчезают куда-то в одночасье, а потом появляются. Может, и в самом деле ему позвонили с работы и попросили срочно прийти, а может, простите, любовница завелась или друг-собутыльник нарисовался. Бедная дама принялась возражать, дескать, такого никогда за ним не наблюдалось, а ей в ответ, дескать, всё случается когда-то в первый раз. Короче, заявление всё же приняли, но хода ему не дали: кто же будет расследовать бытовуху, в которой никто не пострадал, никто никому физиономию не начистил и даже кошелёк ни у кого из сумочки не пропал?
И лишь на третий день, когда бедная женщина снова явилась в полицию уже со скандалом, делу дали ход. Патрульная машина с двумя полицейскими съездила по адресу. Они ещё раз опросили разгневанную жену и детей, осмотрели спальню, в которой перед исчезновением находился Вайс, для порядка потрусили соседей по лестничной площадке, наркоманов из ближайшего скверика, и на этом всё закончилось. Для верности съездили побеседовать на работу, но там клялись, что никого никуда за последние дни по ночам не вызывали.
Где искать пропавшего репатрианта из России, было неясно, поэтому полицейское начальство приняло соломоново решение: если дело не связано с криминалом (а такого вроде не просматривается), значит, человек наверняка где-то прячется, то есть искать его нет причины. Бессмертный ментовский принцип «нет тела – нет дела», как ни странно, прекрасно прижился и в израильской полиции.
Дело передали Винтерману, который слыл в управлении специалистом по «правильному» оформлению документов, чтобы он всё сделал так, что комар носа не подточит. И Феликс аккуратно приплюсовал его к другим висякам – скучным и бесперспективным, лежащим стопкой на его рабочем столе и потихоньку перекочёвывающим в архив, когда истекало отпущенное на делопроизводство время.
Но раз в году у Феликса случаются обострения бдительности, и он, лениво копаясь в бумагах, вдруг обнаружил ещё пять незаконченных расследований, связанных с подобными исчезновениями людей. Все они произошли в последнее время. Вот тут-то он и решил блеснуть нюхом…
– Стоп! – прерываю многословные объяснения Штруделя. – Я понимаю, твой бравый лейтенант решил объединить все эти исчезновения в серию. Но причины-то исчезновений могут быть самые разные. Что заставило Вайса исчезнуть? Что заставило исчезнуть остальных пропавших?
– В том-то и дело! Никаких видимых причин не наблюдается! – охотно поясняет Лёха.
Встаю и начинаю расхаживать между столами, но мыслей никаких, словно они уже давным-давно выпарились из моей головы на жарком израильском солнышке:
– Короче, так. Сделай мне, пожалуйста, справку на русском с именами пропавших людей, их происхождением, возрастом, работой, семейным положением и датой исчезновения. То есть всё, что на них есть. А пока ты будешь заниматься бухгалтерией, я наведаюсь к Вайсам. Надеюсь, у Винтермана спрашивать на это разрешения не надо?
– Вообще-то, надо. – Лёха чешет нос, потом машет рукой. – Хотя ты человек вольный. Думаю, можешь и без разрешения обойтись. Как частное лицо.

– 2 –

Чета Вайсов живёт в стандартной пятиэтажке на столбах в старом районе, заселённом в основном репатриантами восьмидесятых-девяностых годов. Дом в меру обшарпан, исписан по стенам всевозможными гадостями, комментирующими пририсованные тут же картинки эротического содержания. Подобные подъезды традиционно завалены крайне необходимым в хозяйстве, но уже вышедшим в тираж хламом, лишь у дверей в квартиры остаются небольшие островки свободного пространства. Вокруг шныряют бесчисленные кошачьи семейства, настороженно поглядывающие на каждого, кто приходит без пакетика с куриными косточками.
Зина (так зовут супругу исчезнувшего Юрия) оказывается весьма неприветливой дамой с сиплым, прокуренным голосом и тёмным, неухоженным лицом.
– Тут уже ваши приходили и расспрашивали, – недовольно говорит она. – Я им три раза обо всём рассказывала. Что тут неясного? Пришёл с работы, поел, свой сериал по телевизору посмотрел и пошёл спать. А потом исчез. Если интересно, как исчез, то через дверь в квартиру. Никакой Карлсон за ним в окно не прилетал. Вот и всё…
– Вы ничего необычного в тот день не заметили? Может, он был взволнован, когда пришёл с работы, напуган или возбуждён? Он что-нибудь говорил?
– Ничего особенного. Юра – человек не сильно общительный и на работе так устаёт, что ему не до разговоров. – А кем он работает?
– Автослесарем в гараже. Как профессиональные курсы два года назад закончил и устроился, так с тех пор ишачит на одном месте.
– А кем он был до приезда сюда?
– Учителем. Историю детям в школе преподавал. Но нисколько не жалеет, что здесь поменял специальность. Не раз говорил: ему нравится возиться с машинами, а в школе одна головная боль. Так что он вполне доволен своей работой, если вас это интересует.
– А друзья у него были?
– Какие друзья? Тут времени свободного на собственную семью не остаётся, не то что на друзей. Вся жизнь у него – из дома на работу и с работы домой. Раз в месяц мы, конечно, выбираемся куда-нибудь в лес или на море, но и то не всегда. Последний раз ездили почти два месяца назад. Юрий постоянно повторял, что так выматывается на работе, что сил остаётся только до кровати доползти. Куда уж за руль садиться и ехать…
Прицепиться совершенно не к чему, поэтому прошу:
– Можно вашу спальню осмотреть? Ну, то место, где он находился перед исчезновением…
– Что там смотреть? – фыркает Зина. – У меня там не прибрано. Кровать не застелена.
– Ничего страшного, – успокаиваю нерадивую хозяюшку, – для меня это неважно. Хочется просто составить полную картину.
В спальне и в самом деле полный бардак. Чувствуется, что шкаф, стоящий в углу, набит тряпьём до отказа, а то, что не влезло, живописными мятыми грудами разбросано на двух стульях и маленьком столике вперемешку с какими-то кремами и одеколонами. Рядом с одной из подушек на кровати лежит кверху обложкой распахнутая книга.
Что-либо искать здесь и в самом деле полное безумие, поэтому машинально беру книгу и верчу её в руках. Невольно отмечаю про себя, что это бунинские «Окаянные дни». Да уж, неплохую литературу почитывает бывший школьный учитель, а ныне израильский автослесарь после тяжёлого рабочего дня. Хотя… сам-то я сегодня кто? Даже, пожалуй, до слесаря не дотягиваю, весь день парюсь с совком и метлой на открытом солнце. И не до книжек мне вообще…
Взгляд невольно притягивает выделенный красным фломастером фрагмент на раскрытой книжной странице:

«…2 мая 1919.
Еврейский погром на Большом Фонтане, учиненный одесскими красноармейцами.
Были Овсянико-Куликовский и писатель Кипен. Рассказывали подробности. На Б. Фонтане убито 14 комиссаров и человек 30 простых евреев. Разгромлено много лавочек. Врывались ночью, стаскивали с кроватей и убивали кого попало. Люди бежали в степь, бросались в море, а за ними гонялись и стреляли, – шла настоящая охота. Кипен спасся случайно – ночевал, по счастью, не дома, а в санатории «Белый цветок». На рассвете туда нагрянул отряд красноармейцев.
– Есть тут жиды? – спрашивают у сторожа. – Нет, нету.
– Побожись! Сторож побожился, и красноармейцы поехали дальше.
Убит Моисей Гутман, биндюжник, прошлой осенью перевозивший нас с дачи, очень милый человек…»

Зачем исчезнувший Вайс выделил именно этот абзац? Привычка отставного учителя истории помечать для себя ключевые фразы в тексте? А может, тут речь идет о его дальних родственниках, сведения о которых он собирает?.. В любом случае, это к нашему делу об исчезновении вряд ли имеет отношение.
На всякий случай, оглядываюсь по сторонам и под кучей только что выстиранных, но пока не глаженных маек замечаю ещё одну книгу. Других книг поблизости нет.
– Я посмотрю? – спрашиваю Зину, и она молча кивает.
Вторая книга – «Конармия» Бабеля. Да уж, специфический интерес у человека к гражданской войне в России. Сегодня народ в большинстве своём читает высосанные из пальца детективы, написанные целой кучей новомодных авторов, не имеющих к детективным расследованиям никакого отношения, или наиглупейшую фантастику – плод больного воображения самопровозглашенных писателей, которым до настоящей фантастики как до Луны. А тут Бунин, Бабель… Честное слово, на душе потеплело от мысли, что не все ещё сошли с ума на белом свете, хоть это вовсе не входит в круг моих сегодняшних интересов.
Оглядев для порядка углы, заваленные хламом, и зачем-то заглянув под кровать, вздыхаю и бормочу Зине:
– Спасибо, хозяюшка. Пойду, пожалуй. Если что-то вспомните или появится что-нибудь интересное для нас, сообщите.
Зина неохотно берёт листок с моим телефоном, написанным от руки, а потом, уже у дверей, неожиданно интересуется:
– Скажите, у нас часто люди пропадают? У вас же в полиции есть какая-то статистика?
– Думаю, что не часто.
Может, я и ответил бы иначе, если бы знал точно.
– Думаете? Так вы, значит, не знаете?.. Вы, вообще, из полиции? Вон, формы на вас нет, и в одиночку пришли. Можно ваши документы посмотреть?
– Какое это отношение имеет к пропаже вашего мужа? – усмехаюсь невесело. – Если бы я был самозванцем, какой мне был бы интерес копаться в вашем белье в спальне?
– И то правда, – Зина отворачивается и уже не смотрит на меня. – Идите, до свидания.
– Да, – интересуюсь на всякий случай, – что об этом происшествии думают в гараже, где Юрий работает?
– Звонили и предупредили: если он в течение дня-двух не появится на рабочем месте, может не приходить даже за расчётом. Вычтут за прогулы.
– Знакомая ситуация…

По дороге в полицию звоню Штруделю:
– Ну как, справка готова?
– Давно тебя дожидается. А у тебя что нового? Ещё не отыскал Вайса? Тут тебя Феликс с нетерпением ждёт.
– Что ему от меня надо?
– Решил, что ты в одночасье горы перевернёшь и закроешь все наши нераскрытые дела.
– Твоя работа? Ты ему про меня дифирамбов напел?
Штрудель самодовольно ухмыляется:
– Не без того. Думаешь, иначе тобой кто-нибудь в полиции заинтересовался бы? С тебя поляна за протекцию.
– Придётся рыть землю под ногами, – невольно усмехаюсь, – а то тебя ещё попрут с работы, если не оправдаю доверия.
– Уж сделай милость, барин, не подведи! – ёрничает Лёха, но дальше его слушать неинтересно, и я выключаю телефон.

За время моего отсутствия в отделе ничего не изменилось. Винтермана на месте опять нет, и Лёха, пользуясь отсутствием начальства, смотрит по компьютеру футбольную трансляцию. В ответ на моё недовольное ворчанье он выдаёт домашнюю заготовку:
– Ты теперь не мой начальник! А Феликс против футбола ничего не имеет…
– …когда все дела закончены! – договариваю за него и уточняю: – Где моя справка?
– Вот, пожалуйста.
Мрачно сажусь за свой стол и углубляюсь в аккуратно распечатанную на компьютере тонкую стопку листов.
– Кто-нибудь из этих людей, – интересуюсь через некоторое время, – говорит по-русски?
Не отрываясь от футбола, Лёха сообщает:
– Доктор Давид Лифшиц. Тот, что под пятым номером.
Переворачиваю пару листков и нахожу указанную фамилию:
– Пойду к нему наведаюсь.
– Гиблое дело, – по-прежнему не отрываясь от экрана, говорит Штрудель, – доктор живёт один, и никто тебе дверь в его квартиру не откроет. Нужен ордер, так что жди Винтермана.
– А кто сообщил об его исчезновении?
– С работы позвонили, из больничной кассы. Сказали, он не появляется, а раньше такого за ним не наблюдалось. И телефон не отвечает. Хоть и не выключен, но не отвечает. Вероятно, лежит дома за запертой дверью. А где сам доктор… лежит, неизвестно.
– Что тогда делать будем? – встаю из-за стола и прикуриваю сигарету.
– Ты что делаешь?! – подскакивает как ужаленный Лёха. – У нас в отделе Винтерман категорически запретил курить! Унюхает запах – шуму будет!
– А ты сам-то давно бросил?
Делаю глубокую затяжку и с сожалением поглядываю на Лёху.
– Я не бросил, но, как юный пионер, бегаю тайком курить на улицу или в туалет…
– Так и быть, не станем испытывать фортуну, покурим в распахнутое окно.
– Слушай, – доносится до меня Лёхин голос, – давай отправимся по ещё одному адресу вместе. Ну, туда, где разговаривают только на иврите. За компанию с тобой развеюсь. А то уже надоело безвылазно с шефом сидеть и выслушивать его нравоучения.
– Вы каждый день так плодотворно трудитесь?
– Почему каждый день? Бывает, по нескольку дней здесь не появляемся. Тогда для меня кайф. Но когда нет ничего срочного, Винтерман требует, чтобы я никуда не отлучался. Оттого и футбол у нас в отделе допускается. Чтобы, так сказать, суровые будни подсластить…
– Счастливые вы, ребята! – замечаю печально. – У вас времени и на сладости хватает… Короче, выбирай, к кому пойдём, и собирайся. Я тебя принимаю назад под своё крыло.
Пока изучаю листок с данными нашего очередного клиента, Лёха звонит Винтерману и докладывает, что мы отбываем в неизвестном направлении и сегодня вряд ли вернёмся.
– Ещё даже двенадцати нет! – удивляюсь я. – Мы до вечера можем спокойно успеть посетить пару человек. Это как минимум. А если поднатужиться…
– А зачем тужиться? Кто нас гонит? Трупов нет, общественность не негодует, начальство на пятки не наступает. Да и Винтерман ничего против иметь не будет. Он и сам посидит часов до четырёх-пяти и с чистой совестью домой отчалит…
Остаётся только качать головой, потому что мне нечего сказать о нравах в их полицейском управлении. Да и не моё это дело: негоже «разовому презервативу» возмущаться устоявшимся распорядком в их тихом болотце. С другой стороны, это же мечта любого государства, чтобы его полиция изнывала от безделья! На моей прежней родине у ментов работы было навалом. К громадному сожалению…

Продолжение читайте в книге...