Folly II. Фолли II: путешествие продолжается... | Алекс О.

ГЛАВА 1

— История помнит только победителей!
Его слова были произнесены в тишине, хотя корабль шёл на всех парусах. В этот момент раздался крик, рулевой на верхней палубе принялся с бешеной скоростью крутить штурвал влево. Корабль накренился. Раздались оглушающие пушечные выстрелы, которые произвели ранее неизвестные орудия с настигающего судно по правому борту галеона противника. Ядра, выпущенные этими творениями инженерной мысли, были меньше стандартного диаметра, но зато их скорострельность была невообразимо молниеносной. В считаные секунды на корпусе появились дыры, некоторых членов команды навсегда выбросило за борт. Однако это были не все сюрпризы. Когда до израненного корабля оставалось не более десяти метров, солдаты почувствовали невообразимый жар, словно на соседнем корабле стал извергаться настоящий вулкан, испепеляя всё на своём пути. Вот только делалось это слишком точно, целенаправленно и с природной яростью. Это и неудивительно, ведь поток пламени исторгался из пушки, стилизованной под дракона. Увы, те бедолаги, что решили заглядеться на это чудо, успевали лишь на мгновение удивиться, осознать опасность, а затем навечно исчезали в бушующем потоке пламени... развеянные по ветру.
Без преувеличения можно было сказать, что наверху творился настоящий ад. А Томас только что открыл глаза. Резкий манёвр рулевого сбил его — как, впрочем, и соперника — с ног: жаль, но тот был ещё жив. В отличие от него Томас быстрее пришёл в себя и даже попытался резко встать, но потерпел неудачу. К сожалению, вместе с участниками поединка на пол повалился ещё и весь хранившийся в трюме груз. Ноги Томаса завалило мешком с провизией. Хорошо ещё, что выбраться из-под него не составляло труда. Быстро перебирая ногами, мушкетёр стал озираться по сторонам в поисках чего-то хотя бы отдалённо смахивающего на оружие. Его привлекли десятки лучей, играющих на качающемся полу, делая нижнюю палубу неестественно светлой. «Откуда все эти дыры в корпусе?»
Сверху до него стали доноситься крики, смешанные с беспорядочным топотом сапог. Вопли были такими дикими и пронизывающими, что казалось, будто вся энергия, которая находилась в человеке, вырывалась наружу. Томас перестал представлять в голове образы испускающих дух товарищей, так как всё-таки нашёл свою шпагу, валявшуюся на расстоянии каких-то нескольких сантиметров. Его рука инстинктивно потянулась к ней и дёрнула к себе. Ровно в этот момент он отразил первый удар, который попытался нанести Модестайн. «Ну уж нет, так просто у тебя не получится».
Томас повернулся всем корпусом в противоположную от соперника сторону; ноги его были освобождены, в руках была шпага, в голове — всё то, чему его учили во время военной подготовки. Через секунду он вскочил и уже делал свой выпад. Тот был отражён. «Хорошо, давай попробуем с размаха» — сабля противника была остановлена. Тогда Модестайн попытался ударить его в живот. Томас успел опустить руку со шпагой вниз, и граф был вынужден отскочить. В его глазах сверкала ярость. Он еле держался на ногах, кровавое пятно на камзоле предательски указывало на то, что рана в боку от предыдущего неожиданного удара Томаса никуда не делась. Его дыхание было сбивчивым и тяжёлым. Казалось, что именно бешенство, подпитываемое гневом и болью, вот-вот разорвёт Модестайна изнутри.
Он набрал в лёгкие воздуха, издал истошный крик и бросился на Томаса с поднятой саблей, вложив в этот удар все силы, которые у него оставались. Томас не рискнул пошевелиться. Всё-таки отсутствие реального боевого опыта могло сказаться роковым образом. «Ринуться навстречу или лучше парировать?» Для принятия решения оставалось меньше шага. Вот уже сабля Модестайна начала опускаться, намереваясь разрубить не только Томаса, но и весь корабль пополам…
Но его опередили. Нет, не Томас, который всё так же оставался на месте, пытаясь найти верное решение. В эту самую секунду корабли французов пошли на таран. В трюм ворвалась железная гальюнная фигура ангела, дующего в трубу. Правда, про эту композицию мог рассказать только Томас. Во-первых, именно он выбирал этого хранителя и настаивал впоследствии на его водружении на нос корабля. Все его советники, вопреки его задумке, хотели льва. А во-вторых, композиция только что была дополнена безжизненным телом английского графа, которое повисло и плавно покачивалось на этой самой трубе.
Томас замер, не в силах пошелохнуться. Он так и застыл с выставленной вверх шпагой, которой уже не суждено было слиться в пронзительном металлическом скрежете со своей соперницей. Радостные крики наверху известили о том, что начался абордаж. Он должен быть уже наверху, со своей командой. Мушкетёр рывком преодолел лестницу и тотчас зажмурился от солнца, которое светило ему прямо в глаза. Томас ослеп всего на мгновение, после чего смог разглядеть лица своих друзей, которые уже подавили всякое сопротивление англичан. Лязганье оружия прекратилось и сменилось возгласами соратников.
— Я же говорил тебе, что мы не подведём тебя, Томас!
— Ты мог мне об этом и не говорить, Леон.
Друзья крепко обняли друг друга. За время своего путешествия каждый из них обрёл для себя брата. Пусть и неродного, но готового за спасение товарища отдать свою жизнь без промедления. В этот момент они на фоне общей радости одновременно почувствовали и грусть. А всё потому, что их путешествие было закончено. Хотя, зная их увлечённые натуры, можно было быть уверенными, что они ещё не раз совершат свои невероятные путешествия.
Внезапно камера резко взмыла вверх, оставляя ликование на палубе далеко внизу, чуть не сбила испуганную чайку и остановилась, фокусируясь на корзине воздушного шара. В ней двое мужчин в традиционной красной форме готовились к нападению, зажигая фитили на ручных ядрах.
Стоп-стоп-стоп!
Серьёзно? Воздушный шар? В шестнадцатом веке, за двести лет до его официального изобретения? Ну уж извольте! Я ещё могу как-нибудь пережить путаницу в англо-французских именах и даже пушки-пулемёты. Всё-таки над скорострельностью начинали работать как раз во времена повествования фильма. Справедливости ради надо сказать, что первый результат был получен только в восемнадцатом веке: подобные аппараты были признаны бесполезными из-за сложности в использовании. Но ведь работа велась!
С огнемётом вообще вопросов нет. Ещё до нашей эры некую смесь из нефти, серы и масла греки с успехом использовали на суше. Его даже в классической «игровой песочнице» не забыли упомянуть. Геймеры по достоинству заценили морской огнемёт, равно как и правитель Константин IV, который использовал «греческий огонь» для защиты Константинополя от арабских кораблей. Да что там арабы, сам Игорь Рюрикович и отдельные крестоносцы смогли на себе ощутить мощь этого оружия.
Но вот аэростат… Сценаристы, спасибо, что не дирижабль. И вообще, как они на шар могли героев найти? Он же неуправляемый и полностью зависит от ветра! А взять столько ядер… Это если посчитать, что каждое ядро весит… Ой, вот и титры. Ура! Очередной западный ширпотреб проглочен, не переварен, но мысленно утилизирован. Как уже надоело тратить своё время на фильмы «на один раз». Я уже не говорю про стоимость этого шедевра. Получается, что я только что своим билетом вложился в съёмки подобного… Быстро гоню эти мысли прочь и выхожу на улицу.
Здесь свежо, как может быть свежо в два ночи в центре города. Но идти спать я не собираюсь. После празднования своего повышения на работе хочется продолжения веселья, хоть и в одиночестве. Ох, простите мою невоспитанность, вы же всё-таки новенькие здесь. Как грубо с моей стороны не представиться. Меня зовут Юра, Юрий Григорьевич Золотарёв, если быть точным. Я везде люблю точность, ведь я работаю финансовым аналитиком в крупной компании. Название говорить не буду: вы всё равно не запомните. Так вот, после четырёх лет упорного труда, ночных посиделок, зашивания в цифрах на меня всё-таки обратили внимание. И как раз вовремя, ведь я уже готов был послать всех и вся куда подальше и начать с нуля на новом месте. Очень сложно приходить каждый день в офис, всем улыбаться и понимать, что ты упёрся в потолок. Это в мои-то тридцать три! Не спорю, зарплата неплохая, но развитие же должно быть, хотя бы его видимость. Когда ты не знаешь, к чему стремишься, то перестаёшь посылать энергию в этот мир, и он тебя забывает. А ты остаёшься в рутинной работе, которая рано или поздно засасывает тебя, словно болото.
Такой расклад меня точно не устраивал, поэтому буквально утром я решил, что с меня хватит, и уже вечером, согласно своим намерениям, собирался написать заявление. Самые приятные — как, впрочем, и не очень — дела лучше совершать в пятницу вечером, перед выходными. Если бы они у меня были, конечно. И если бы я верил психологам.
Вы будете правы, если посчитаете, что я мог сказать Наде в лицо, будто она слишком тупа, чтобы понять мои отчёты, или посоветовать Владу, чтобы тот засунул свою надменность поглубже, и, может быть, тогда его лицо примет человеческое выражение. Я даже смог бы попросить Никиту, чтобы тот просто не показывался на глаза с его нежной и даже детской улыбкой, потому что не все утром посетили его город «Динь-Динь», или где там он её берёт вместе со своей фальшивой учтивостью?.. Да, я смог бы, но ничего такого не сказал… Теперь вот даже не знаю, жалеть об этом или нет. Так или иначе, я и о повышении-то никому не сказал. Решил приберечь эту ненавистную для всех завистников новость на понедельник. Я же не хочу уменьшать масштаб их разочарования. А самые плохие новости лучше не говорить в понедельник, если верить, как их там… ну вы поняли.
Так, что-то стало уже некомфортно на улице. Недавний дождь пропитал воздух живительной свежестью, которая теперь отдавала пронизывающим холодком. Надо искать такси. Стоп, о чём это я? Ведь есть же приложения, пробуем.
Новые технологии, как ни странно, не подвели. Через ка­ких-то пятнадцать минут я был уже в баре и дегустировал настойки, представленные в настоящих пробирках. Из некоторых даже шёл пар. Эх, если бы мне так химию преподавали… Но время для этого, к сожалению, безвозвратно упущено, а проведённые на уроках часы можно просто вылить в унитаз как использованные и никому не нужные реактивы. Никакой реакции они уже не вызовут.
К сожалению, сегодня совсем не везёт. Неужели я поеду домой один?!

Конец ознакомительного фрагмента