Бублики с корицей. Марина Шапошникова

ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛЬДИНЕ

Шестилетний Митька жил с родителями и старшим братом Фёдором в рыбацком селе в низине реки Волги. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, мальчишки частенько ссорились. Фёдор, которому шёл девятый год, был немногословен, поджарый и длинный, как жердь. Местные задиристые пацаны дразнили его:

«Федька-редька — каланча

Проглотил два калача!

Что, Федул,

Губы надул?»

А Митя — егоза, минуты на месте не усидит! Невысокого росточка, взбитенький, будто тесто на опаре. Бабушка по отцу, улыбаясь, приговаривала:

— Ты, Митя, в нашу породу пошёл — в Демьяновых. Мы с тобой два бублика из одной муки.

Дом Татьяны Евдокимовны стоял на берегу реки, рядом с домом сына и невестки. У неё всегда водилась разная пернатая живность: индейки, гуси, куры. Самой важной птицей в бабушкином птичнике Митька считал петуха Степана. Утро начиналось с его задиристого петушиного крика. Степан забирался на насест в курятнике, вытягивал шею, хлопал крыльями и звонко горланил:

— Ку-ка-ре-ку!

Ох уж ему и доставалось от бабы Тани за вылазки в огород! Но даже тогда он удирал с высоко поднятым гребешком, словно спешил по неотложным делам.

Время от времени Митька заглядывал в курятник и наблюдал за крошечными жёлтыми цыплятами, которые бегали за курицей и пищали. Забавляли его и неуклюжие серые гусята. Они дружно шагали за гусыней на речку, плюхались в воду и плыли, ловко загребая лапками. А вот гусака Гав­рюшу Митя побаивался. Старый шипун был с гонором. Когда парнишка вприпрыжку носился по двору, гусь исподтишка норовил ущипнуть его. Вытянет шею, цапнет в спину или за руку — и давай шипеть.

Бабушка, созывая птиц на кормёжку, кричала курам: «Цып-цып-цып!», индейкам: «Гуль-гуль-гуль!», а гусям: «Тега-тега-тега!» Куры спешили к корыту с кормом, словно на пожар! Квохтали, хлопали крыльями! Белый индюк, нахохлившись, вместе с индюшками следовал по-хозяйски вальяжно. Гуси шли гуськом и громко гоготали.

С живностью бабы Тани постоянно случались какие-нибудь забавные истории. Как-то ранней весной у неё из птичника пропали гуси. Она и во дворе всё просмотрела, и в сарай заглянула, за калитку вышла — нет гусей, и всё тут! Тогда бабушка и Митя сели в бударку и поплыли вниз по течению реки. Баба Таня шлёпает вёслами по воде, а внук во все глаза смотрит по берегам, на речку. Из зарослей осоки показался водяной пастушок[1]. В длинном, немного изогнутом клюве он держал свою добычу — малька. По Волге неспешно проплывали дрейфующие льдины. Какие-то из них были причудливых форм, другие похожи на белоснежные облака. Чуть заметная волна набегала на песчаный берег и оставляла на суше ледяную крошку. Всё вокруг словно притаилось в ожидании долгожданного тепла: наполненная талой водой река, выхолощенная ветром земля, домики со снежными латками на крышах.

«Как вкусно пахнет весной! Ещё немного — и весь лёд растает», — подумал Митя.

— Вот я слепая карга! — сокрушалась баба Таня. — Как не углядела, что калитка открыта?!

— Ты греби быстрее, может, ещё догоним гусей, — деловито проговорил Митька.

— Теперь ищи-свищи ветра в чистом поле!

Бабушка, сильнее налегая на вёсла, вздохнула.

Немного проплыв по реке, мальчик увидел на большой льдине белых птиц. Они сбились в стайку и с любопытством глазели по сторонам.

— Вон они, бабуля!

Баба Таня развернула лодку бортом вдоль заснеженного ледяного плота и принялась звать сбежавших путешественников:

— Тега-тега-тега!

[1] Водяной пастушок — водная птичка, похожая на курочку.