Корзина
0 ₽
пуста
Глава 1
Посреди Велигорского океана грозно вздымались Храмовые cкалы — величайший храм мира Горнего, который был вытесан прямо в теле исполинского горного хребта, что простирался на многие вёрсты с севера на юг. Огромные галереи, потрясающие воображение молельни и залы, даже кельи монахов — всё находилось прямо внутри скалы. Многие века солёные волны лизали неприступные стены этого храма, этой крепости, величайшего оплота истинной веры.
Ежегодно сюда стекались миллионы паломников почти со всего известного мира. Сотни самых разных кораблей от простых и незатейливых галер и ладей до величественных многопалубных фрегатов, оснащённых по последнему слову мореходства. Прихожане всех мастей и сословий стремились сюда, как к величайшему благу, чтобы прикоснуться к святым мощам отцов-основателей церкви, причаститься или исповедаться самым святым и непогрешимым людям Горнего. Сюда же стекались все пожертвования и церковные десятины. Поистине, неисчислимые богатства Храмовых скал позволяли независимо от правителей строить церкви и приходы везде, где это сочтёт нужным Великий Синод.
Именно здесь, среди многочисленных часовен, келий монахов, церквей, церквушек и главного храма, стояла высшая духовная семинария Храмовых скал, выпускавшая, помимо многочисленных теософов и членов высшего духовенства, величайших воинов Горнего — рытников. Овеянные благодатью самого Создателя — единого и неделимого Господа, получившие самые обширные и передовые знания своего времени в алхимии, математике, начертательной геометрии, теософии, зоологии, демонологии и во многом другом, перечисление чего заняло бы слишком много времени; рытники являли собой страшнейшее оружие Храма против язычников и еретиков. Они были способны выстоять перед любым проявлением тьмы, а если надо, то и с самим чёртом.
— И доколе вечно и неприступно стоять Великому Храму, дотоле нерушим буде свет истинной веры, — с придыханием произнёс уграстый отрок в холстине и, поцеловав, спрятал за шиворот маленький косой крест, заключённый в круг, — символ религии Храмовых скал.
— Эй, ну ты идёшь? — донеслось справа.
Отрок нервно передёрнул плечами и со всех ног припустил к пристани.
С самого утра пристань гудела от нахлынувшего людского потока. Сегодня здесь собрались едва ли не все Храмовые скалы от степенных отцов-настоятелей до забитых семинаристов. И тщетно наставники пытались загнать молодёжь в душные ученические кельи, ведь сегодня на их глазах должно было случиться невероятное — прибытие настоящего ересиарха! Уже несколько десятилетий о них не было ни слуху ни духу, и казалось, что вся эта гниль, отравляющая души ложными учениями, давно изведена на корню, а вот поди ж ты: в самом центре стольного Лихобора рытникам удалось поймать одного из них. Да по слухам очень могущественного и опасного.
Больше всего ересиарха ждали семинаристы-первокругники, которых ещё совсем недавно оторвали от родительской юбки и бросили в пучину послушания и учёбы. Их жизнь сделалась такой же серой, подёрнутой мхом и плесенью, как стены Храмовых скал. И немудрено, что именно им больше всего хотелось увидеть его — их ужас и ночной кошмар, воплощение всех потаённых страхов, порождение дедера, вся суть существования которого сводилась к тому, чтобы отвратить слабых духом от света единственно верной религии. Словом, ересиарха.
Погода как нельзя лучше соответствовала прибытию чистого зла. Ещё с полуночи молнии то и дело били в купол главного храма. Штормовой ветер срывал с голов шапки и мурмолки, завывал в трубах и стучал оконными ставнями. А ближе к полудню заморосил затяжной противный дождь.
Наконец, на горизонте появился драккар. Все как один затаили дыхание. Никто не издал ни звука, пока морская посудина с хрустом не ударилась о пологий каменный берег, и на землю не ступили четверо в балахонах с островерхими капюшонами — рытники.
— Как ты думаешь, какой он? — шептала маленькая веснушчатая девчушка на ухо своей подруге.
— Конечно, он очень уродлив и страшен. Должно быть, у него горб, а всё лицо изъедено оспинами.
— Как у пастора Леопольда? — переспросила «веснушка».
— Ещё хуже, — шёпотом ответила подруга. — А ещё у него деревянная нога, и он обязательно будет сквернословить.
— Ужас какой…
Наконец, на пристани показался сам ересиарх. Это был высокий мужчина с задумчивыми голубыми глазами и русыми волосами до плеч. Среди монахинь прокатился вздох, и началось волнение. Мужчина держался прямо и с интересом рассматривал причудливую архитектуру Храмовых скал. Как только он покинул сходни и ступил на берег, его тотчас окружили рытники и повели к главному храму.
Ересиарх шёл медленно, заложив руки за спину, как на прогулке. Он, несомненно, чувствовал всеобщее внимание, хотя его взгляд был сосредоточен на каменных балюстрадах и высоких резных порталах. В какой-то момент ересиарх остановился так резко, что идущий сзади рытник врезался в него. Человек поднял с земли шапку и с улыбкой протянул её побелевшему от страха дьячку. Перепуганный служка опрометью бросился прочь.
Ересиарх криво усмехнулся.
…Его привели в просторное каменное помещение с низкими арочными потолками. У дальней стены пылал жаром небольшой горн, рядом стол с наводящими ужас инструментами. В центре помещения полукругом за столом сидело двенадцать священнослужителей. Они что-то сосредоточенно писали на листах первоклассного пергамента. Кроме того, здесь были клетки, кандалы, стулья с шипами и лезвиями, различные машины, дробящие кости, саркофаг в виде женщины с лезвиями, направленными вовнутрь. И ещё много другого пыточного реквизита.
У всего этого добра трудились наряженные в чёрные маски и кожаные фартуки спекулаторы, или, как их называли в Храмовых скалах, палачи и подпалачики.
Рытники толкнули ересиарха ближе к священникам и безмолвно удалились.
Русоволосый пленник ещё долго молча наблюдал, как судьи марают пергамент. Наконец, один из них, видимо главный, поднял голову и заговорил.
— Что ж, полагаю, в нашей ситуации желать здравия было бы излишним.
— Полагаю, это никогда не было бы излишним, — тихо, но уверенно отозвался пленник.
Все священники как по команде оторвались от пергамента и уставились на него. Переглянулись. Главный вновь заговорил.
— В таком случае, желаю вам здравия.
— И вы здравствуйте, — почтительно кивнул пленник.
Его собеседник побагровел.
— Вы имеете честь предстать перед святым Синодом и держать ответ за свои злодеяния, в коих вы можете признаться, что существенно облегчит вашу участь, либо можете не признаваться. Но в подобном случае мы будем вынуждены отдать вас этим почтенным господам.
Ересиарх оглянулся и приветственно кивнул палачам. Самый маленький из них ответил лязгом раскалённых клещей.
— Представьтесь, пожалуйста, — жёстко произнёс священник.
— После вас, — вновь почтительно кивнул узник. — Или Священный Синод нынче пренебрегает этикетом?
Все снова переглянулись.
— В самом деле, Священный Синод вынужден просить извинения.
— Извинения приняты.
— Да что ты себе позволяешь, холоп! Смерд! — взорвался, сидевший с краю, священник.
Главный наградил его тяжёлым взглядом, и тот осёкся.
— За это мы вынуждены просить прощения тоже.
Человек кивнул, мол, извинения приняты.
— Итак, вы имеете честь предстать перед Священным Синодом Храмовых скал. Это значит, что вас будет судить по грехам вашим высший и непогрешимый суд Горнего. Вам будет предоставлен защитник — адвокат дедера, преподобный отец Илия, вы уже с ним знакомы, — и голос Синода указал на священника, что мгновение назад назвал узника холопом.
Пленник с кривой улыбкой кивнул ему.
— Меня зовут преподобный отец Элестар, справа от меня… — И началось представление оставшихся десяти членов Синода. Как только звучало имя каждого из них, невольник кланялся персонально. — Итак, мы представились, теперь ваша очередь — назовитесь.
— Азарь.
Преподобные отцы переглянулись в который раз.
— Азарь? — осторожно начал Элестар. — Просто Азарь? Без титулов, прозвищ, второго имени по отцу, просто Азарь?
— Да, просто Азарь. И если вы не возражаете, я присяду.
У адвоката дедера Илии отвисла челюсть.
— Извольте, чего уж там, — развёл руками Элестар.
Азарь сел в кресло с механизмом для дробления костей и закинул ногу на ногу.
— Удобно? — не удержался адвокат дедера Илия.
— Вполне сойдёт. Продолжайте, — разрешил Азарь.
— Нет, что он себе позволяет? — вполголоса возмутился третий, его имени Азарь не запомнил.
— Пусть покуражится, — прошептал Элестар. Видимо, предполагалось, что узник этого не услышит. — Ему итак недолго осталось. Это напускное, от страха. Итак, — продолжал он уже в полный голос, — Азарь, знаете ли вы, в чём вас обвиняют?
— Полагаю, вы просветите меня.
— Святейший Захария, просветите милостивого государя, — Элестар не смог удержаться от ехидства.
С места встал сухой и жилистый монах — третий слева от Элестара. Он манерно потёр переносицу, оттопырив мизинец, и пискляво начал:
— Вы обвиняетесь в розысках и чтении запрещённых текстов, апокрифических пересказов саптиентии, языческих и чернокнижьих списках, в сношениях с ведьмами и колдунами, а именно: ведьмой и прорицательницей Хелен Рыжей, сожжённым намедни колдуном и кобником Хагеном из Катхаир на Сетх Кноик, звездочётом Агапеном из Лунгли…
— Звездочёта не знаю, — перебил его Азарь. Потом устроился поудобнее и кивнул: — Извините, продолжайте.
— Может, его хоть на крючке вздёрнем? — взмолился адвокат дедера Илия на ухо Элестару.
— Успеется. Он своё получит, — почти не размыкая губ, выдавил голос Синода.
Святейший Захария продолжал перечисление порочных связей и прегрешений Азаря. Среди прочего там значилось осквернение могил, алхимические опыты, торговля запрещёнными предметами разных языческих культов и незаконных сект Храмовой веры. До кучи приплели введение высокородных барышень во искушение, отвращение отроков несмышлёных от церкви и гадание по звёздам.
— А также стояние во время мессы спиной к алтарю, — закончил Захария и сложил костлявые руки на груди. — Признаёте ли свою вину в оных злодеяниях?
— Признаю.
— Что, простите? — переспросил Элестар.
Азарь обернулся к подпалачикам и попросил их прикрыть горн заслонкой, а то, в самом деле, ничего не слышно. А потом твёрдо и веско обронил: «Признаю». Это слово гулом прокатилось под каменными сводами, и темница на какое-то время погрузилась в тишину.
— Признаться, — ошарашенно потёр переносицу голос Синода Элестар, — на моём веку еретик впервые так легко сознался. Тем более такого ранга, как вы, Азарь. Что ж, что я могу сказать? Я… я… Завтра вас сожгут, не хотите покаяться?
— Покаяться? — Азарь зло усмехнулся. — Перед вами?
— Перед Господом, — жёстко произнёс адвокат дедера Илия.
— Господом? — всполошился ересиарх. — Бог ты мой! Где же он? — он вертел головой из стороны в сторону, точно и в самом деле надеялся увидеть Бога.
— Прекратите паясничать! — не выдержал Элестар и хлопнул по столу. В тот же миг палач и подпалачики угостили Азаря несколькими звонкими оплеухами и приковали к креслу. По первой же команде они готовы были раздробить конечности ересиарха.
Азарь расхохотался.
Какое-то время Священный Синод недоумённо наблюдал за истерично смеющимся пленником, а потом Азарь резко стал серьёзным.
— Покаяться? — произнёс он совсем другим голосом: хриплым, надломленным. — А мне не в чём каяться. Что книжки читал, какие вы запретили? Подумайте, какое лиходейство! Вы сами-то их читали? Читали, вижу по глазам… Не все, но вот вы, например, преподобный Элестар, точно читали. Почему вам можно, а мне нет?
— Я главенствую в Синоде. И я достаточно высок духовно, чтобы читать оные трактаты без опаски для здравомыслия.
— Я рад, что попал к вам, — вдруг заявил Азарь, — в кой-то веке удалось поговорить с образованными людьми, а то всё больше два слова связать не могут да так и норовят в зубах поковыряться. А вы не допускали мысли, что, может быть, и я не столь низок духовно, чтобы мне угрожали эти книжки?
— Это же элементарно, — Элестар уже взял себя в руки и говорил прежним размеренным тоном, — насколько я знаю, вы не кончали высшую семинарию Храмовых скал и не дослужились до моего ранга.
Азарь усмехнулся.
— Золотые слова, преподобный, золотые слова — насколько вы знаете. Может, вы знаете не всё?
— Так поведайте нам. Для того мы здесь и собрались. Кто же вы на самом деле, Азарь?
— Я лишь тот, кто я есть. Но я начало и конец, я есть царь, я есть раб. Я подсудный невольник, чья незавидная доля — судить всех и каждого.
— Он безумец, — заключил преподобный Илия. — Или бесноватый.
— Ладно, каяться вы не хотите — ваше право, — произнёс Элестар и осенил себя священным знамением. — Но с вашей стороны было бы очень любезно выдать нам ваших сообщников, поставщиков вредной литературы и, может, даже других ересиархов.
— Разумеется.
Азарь вновь был краток. Он надолго замолчал, разглядывая, как в щели меж заслонок горна бушует пламя. Все ждали его слов.
— Что ж, — заговорил он снова, не отрываясь от горна, — вас никогда не занимала этимология названия нашего мира — Горний? Это от слова «гора» или «горн»? Высок ли наш мир, так же крут и прекрасен, как горы? Или его пекло способно согнуть даже сталь? Или древние, подыскивая название миру, отталкивались от понятия «горницы»? Или же наоборот — «горница» пошла от Горнего? Горний — верхний?
— Вы это сейчас к чему? — нахмурился сбитый с толку Элестар.
— Просто размышляю, — пожал плечами Азарь. — Как-то раньше об этом не задумывался, а тут пришло в голову… А что? Ах, да! Вернёмся к нашим баранам. Я расскажу всё и великодушно сдам вам всех. Но только при условии, что меня будут отменно кормить всё это время и не станут пытать.
— Да что он себе позволяет? — взревел Илия и дал знак спекулаторам.
Палач начал медленно поворачивать вентиль на кресле. Лицо Азаря мигом покраснело, а на лбу набухли вены.
— Мне есть что вам рассказать, — жёстко произнёс ересиарх, глядя прямо в переносицу адвоката дедера. — Но мы будем говорить только на моих условиях или не будем говорить вовсе.
— Сейчас ты у нас не так запоёшь! — фыркнул Илия и дал палачам отмашку приступать к делу.
Азарь плюнул в его сторону и обмяк.
Палачи озадаченно развели руками.
— Мы не успели начать.
— Что? — взревел Илия. — Какие мы, однако, нежные! Привести в чувства!
Палачи бросились поливать Азаря водой и натирать различными снадобьями, каковыми обычно пользовались, когда хотели помучить жертву дольше, чтобы она оставалась в сознании и продолжала испытывать мучения. Тщетно. Пульс прощупывался, но ересиарх ни на что не реагировал. Позвали рытников. Те провели обряд, использовали все свои силы и немалые знания, но даже у них ничего не вышло.
В конце концов рытник Гааталия заключил:
— Он жив, — после этих слов члены Священного Синода переглянулись, а Гааталия продолжал: — Проблема в том, что у нас лишь его тело, а душа может быть где угодно.
Адвокат дедера Илия грязно выругался.
