Между нами целая вечность или один шаг. Анастасия Федорова

Пролог

Горькая слеза скатилась по щеке и упала на сырую утреннюю землю.

— Я надеюсь, что ты будешь помнить меня хорошим человеком вне зависимости от того, кто я.

— С чего бы это? — прозвучал холодный голос. — Ты не заслужила того, о чём просишь.

Услышать такие слова от него было невыносимо, они мучительнее острого ножа ранили сердце, так что ей пришлось сжать зубы, дабы не разрыдаться прямо сейчас.

— Мне… больно понимать, что ты так думаешь.

— Ты просто кусок мяса, без души. Не нужно лить фальшивых слёз.

Она подняла голову, не в состоянии увидеть его лица, и закрыла глаза, ожидая смерти.

Глава 1

Вступление

Есть известная пословица: что имеем — не храним, потерявши — плачем.

К моему случаю она подходит как нельзя лучше, ведь я неизбежно теряла то, что мне было дорого. Даже когда думала, что за душой уже ничего не осталось, Вселенная продолжала изощрённо ломать моё сердце и здравый разум.

Когда началась эта история? Я и не припомню уже, потому что я тут слишком давно. Это место уничтожило мои прежние воспоминания, заставив перестать вести счёт дням.

Да, в каждой человеческой жизни, даже самой короткой, незначительной и маленькой, много боли. И каждому открывается только своя. Он высмеивает чужие страдания, приуменьшая их, обесценивая или вовсе отрицая факт существования, возможно даже наслаждаясь фактом чужого горя. Так и здесь. Только тут ты влачишь существование, подобное жучку, порой настолько бессмысленное и жалкое, что и жизни становишься недостоин.

Хотя нет, что-то всё же осталось. Моя душа всё ещё хранит парочку воспоминаний о моей людской наивной жизни.

Рассказать тебе? Тебе вправду кажется это интересным? Ладно-ладно, уговорил.

Сама я родом из довольно обеспеченной семьи. Но богатство не сделало меня счастливой, не принесло любви, внимания, заботы, в которых я отчаянно нуждалась. Мои проблемы попросту игнорировались. Всё всегда прикрывалось материальным достатком, мол, у меня всё есть, что нужно. На мои попытки сказать, что мне больно или плохо, все просто смеялись в ответ.

А правила в нашем доме были ужасающими, особенно для ребёнка, наивного и полного энергии. На улицу мне выходить было запрещено, общаться с людьми за пределами нашего замка тоже нельзя. Почему? Родители всегда уклонялись от ответа. Говорили, что одной гулять опасно, а со мной идти, конечно же, никто не хотел. Поэтому и сидела я целыми днями в своей комнате.

Дом был огромным и похожим на какое-то строение девятнадцатого века, поэтому я называю его замком. Помимо необычного вида, была в нём ещё одна странность. На протяжении многих лет я не видела никаких новых лиц, прислуга никогда не менялась. Не знаю как, но родителям всегда удавалось уговорить сотрудников остаться, несмотря на их желание уйти с должности.

Свободного времени у меня было много, и я долго думала: почему все живут по-другому, а мне так нельзя? Маленькое сердце щемило от тоски.

А что касается родителей, так они ко мне вообще никак не относились. Казалось, им было неприятно само моё существование: они словно не замечали меня, количество наших диалогов можно пересчитать по пальцам, а разговоров и вовсе не было. Я не знаю, какими они были, мы будто и не знакомы вовсе. Немудрено, что их образы почти стёрлись из памяти.

Единственное, что могу сказать, — у них обоих чёрные волосы, у мамы длинные, а у папы короткие, и одевались они в парную одежду, которая бросалась в глаза. Родители были достаточно высокими: папа под два метра, а мама сто семьдесят — сто восемьдесят сантиметров. Лица их я помню размыто. Конечно, узнаю, если увижу, но описать и вспомнить что-то ещё сейчас я просто не в силах.

Как бы я себя ни убеждала, что мне безразлично, как они ведут себя со мной, всё же, как и обычному ребёнку, мне хотелось тепла и заботы, особенно от родителей. А потому вечерами я задыхалась от слёз, вытирая глаза шёлковой тканью и давясь, чтобы меня не вычислили и не начали читать очередную лекцию или смеяться над моими горькими слезами. Мол, чего зарываюсь, нашла глупые причины поплакать и устроила драму онлайн. Часто у меня тряслись руки из-за истерик, а любая мысль о родителях только усугубляла положение. Я научилась держаться на людях уверенно и красиво, а по вечерам тайно завидовала обычным дворовым мальчишкам и девчонкам, пока меня саму разъедало одиночество изнутри. Мне казалось, что у них были те самые крылья свободы, которых не было у меня. И я находилась в круговороте несчастья и одиночества, без единого друга и поддержки.

Но где-то в глубине сердце ненавязчиво хранило образы родителей, их улыбки и доброе, любящее отношение. Жаль, что со временем, всё затуманилось и запуталось, так что больше не разобрать, где сон, а где реальность. Я начала сомневаться: не моё ли это воображение разыгралось?

Шли годы, я прошла подростковый возраст. Моё одиночество в замке стало привычным, а я потеряла смысл своего существования. Жить ради боли — это того не стоит, так что всё чаще и чаще в моей голове начали роиться безумные мысли.

Мои возможности, детское ребячество и энергия подавлялись. Энергия творчества превращалась в агрессию и импульсивность. Я стала нервной, постоянно чувствовала тревогу и ощущение, будто за мной наблюдают. Тогда я приобрела бессонницу, апатию и частые носовые кровотечения от давления.

В один из летних вечеров я, как обычно, лежала на кровати и смотрела в стену, изредка моргая.

Окна моей спальни выходили во двор, где уже играли ребята. Кто во что: в футбол, баскетбол, догонялки. В их мире был дурманящий свежий воздух, лёгкий ветерок, который иногда увлекался и поднимал пыль. В моём мире властвовали духота и жара, надоедливое солнце, слепящее глаза.

— Жарко, — прокомментировала я увиденное и фыркнула, резко дёрнув занавеску и отойдя от единственного источника света в комнате. Я боролась со своими нахлынувшими мыслями.

О, как бы я хотела сбежать! Открыть окно и с радостными криками, сначала свесив ноги, а потом и тело, навсегда убежать отсюда! Почувствовать наконец траву нежными стопами, поваляться на том же асфальте и наконец заговорить с первым попавшимся прохожим, но… Совершив это, я погибну. Моё тело разобьётся, и я никогда не поднимусь. Да и ради чего? В детстве мне так и не удалось вписаться в общество «уличных» детей, а потому об этом опыте остались плохие воспоминания.

И всё же я не смогла оторваться от созерцания природы и снова подошла к окну. Но простояла так не более пяти минут, после чего решительно задёрнула чёрную штору, оставляя полумрак в просторной, но заваленной комнате. По углам валялись книги вперемешку с огромным количеством плюшевых игрушек со всего мира. Посередине безобразной кучей лежали мои вещи, да и на кровати полный бардак. А если говорить о мебели, то, кроме комода, телевизора, шкафа и кровати у меня ничего и не было. Была консоль, но её отдали в ремонт из-за того, что в порыве эмоций от проигранной игры я разбила её.

Воспоминания потоком начали проноситься перед глазами, я не могла остановить этот дикий танец пёстрых пятен. Неприятных и очень отвратительных.

Я легла было на кровать, погружаясь в небытие и собираясь забыть этот мир, но вдруг резко села, будто через три секунды обещали конец света.

«Я больше так не могу. Я больше так не хочу», — мелькнуло в мыслях.

Найдя декоративные подушки, я запихала их под одеяло и укутала, чтобы они создавали видимость лежащего человека, подошла к шкафу и дёрнула дверцу, оглядывая разнообразие своих тряпок. На любой вкус и цвет. Натянула свой любимый комбинезон и босиком пошла к двери комнаты, которая открывала доступ к длинным холодным коридорам нашего дома.

— Да чтоб тебя… — процедила я сквозь зубы, закрываясь от солнечного света рукой. Всю жизнь не любила солнце, его лучи доставляли мне боль, ведь я чувствовала исходящий от них жар и удушье.

Я оглянулась, проверяя наличие прислуги, и, тихо щёлкнув дверным замком, пошла по стенам вдаль. Проходила комнату за комнатой, проводя пальцами по потрескавшимся рамам. В последнее время слуги плохо выполняли свою работу. За ними никто не следил.

Не торопясь, шаг за шагом я тихо отмеряла плиты, думая о своём. Проходя мимо библиотеки, остановилась. Эта была моя любимая комната в доме. Огромное помещение, заполненное множеством старых книг. Они коротали моё время и жизнь. Бывало, я зачитывалась ими, на месяцы погружаясь в прекрасный далёкий мир, такие моменты казались мне раем.

Но среди прочего в библиотеке было нечто, возбуждающее интерес, — это сейф, наполовину спрятанный в одной из стен. Мне запрещалось смотреть на него, расспрашивать о нём кого-либо, интересоваться им и тем более пытаться открыть. Такая таинственность, запреты сильно будоражили меня, давая воображению вдоволь разгуляться и понапридумывать классных захватывающих историй, связанных с ним. Тогда я не знала, что однажды все мечты станут реальностью.

Запустив руку в карман, я поискала среди фантиков, ручек, старых конфет, шпилек и прочего хлама нужный предмет. Ключ. Ржавчина осталась на подушечках пальцев. Поднеся его к лицу и ещё раз осмотрев незамысловатые контуры предмета, я оглянулась: попасться было нельзя — я стащила его из комнаты родителей. Им всё равно он не понадобится, а мне, я подозревала, очень нужен.

Я сделала это совсем недавно. План возник в голове быстро, и я решила воплотить его: чего кота за хвост тянуть? Всё равно родителей никогда нет дома, а прислугу можно обойти.

Когда они далеко, я тихо открываю дверь и словно тень проскальзываю в открывшуюся щель. Это страшно, потому что если меня раскроют, то мигом пристрелят.

Однажды тётя Мария, наша уборщица, заметив, что я хочу открыть комнату родителей, заперла меня, рассказав о моём поступке матери с отцом. Орала и она, и родители. Страшный скандал был. Будто я взломала Пентагон или ограбила банк. Я ведь не сделала ничего криминального, я не шпион и не чужая, просто хотела спросить кое о чём маму, а, получается, оскорбила весь свет.

С тех пор приходилось лучше скрываться, наведываясь в спальню родителей. Хотя я в принципе приобрела привычку выходить из комнаты лишь тогда, когда меня не могли заметить. Синяки, полученные в прошлый раз, долго и мучительно сходили, лучше лишний раз не нарываться.

Я осторожно вошла в библиотеку и, игнорируя многочисленные полки с книгами, симпатичный стол со стулом и лампой, направилась к сейфу.

Руки немного тряслись, страх сковал моё тело. Если бы не адреналин и бешено колотившееся сердце, я бы застыла на месте.

«Ты же давно об этом мечтала, так давай! Перестань бояться, тебе ведь даже нечего терять! Убьют? Ну и пусть, будет лучше, чем возвращаться в день сурка!»

Спустя минуту душевных сомнений, я всё-таки повернула ключ в замочной скважине, и резная дверца распахнулась. Не веря своим глазам, я начала жадно осматривать запретный плод, к которому так долго стремилась. Там было очень пыльно, я даже закашлялась. Хоть в сейфе было просторно, внутри он оказался практически пустым, лишь посередине виднелась одна-единственная ничем не примечательная книга на подставке.

Ситуация была очень странной. Сейф для книги? Если бы кто-нибудь об этом услышал, то подумал бы: «Что за бред?» Всё ещё не веря в реальность своей находки, я провела рукой по обложке, восторженно присвистывая. Под моими пальцами показались непонятные символы. Язык не был похож ни на китайский, ни на хинди, ни на любой другой из известных мне. Возможно, это какой-то старый стиль со времён пирамид в пустыне, но тогда мне тем более не разгадать было того, что тут написано. Красивые загогулины были аккуратно вырезаны и покрыты золотом. Правда, золото почти стёрлось, что доказывало старость данного экземпляра. Листы порваны или протёрты до дыр, а где-то разглядеть что-либо, кроме чёрно-жёлтых клякс, было нереальным. Пострадал даже кожаный переплёт. На вид такой книжонке больше пары столетий.

«Откуда у них такая реликвия, а главное — зачем? Всё равно же невозможно прочитать, а значит, главная функция книги нарушена».

Как и ожидалось, внутри все строки были мне так же непонятны, как на обложке. Перелистывая страницы, я всё больше разочаровывалась.

Неужели я совсем ничего не смогу прочитать? Тогда мои жертвы и риски напрасны. Я, конечно, наткнулась на поправки, ремарки, которые написаны знакомыми символами, но там не было вообще ничего интересного — какие-то химические процессы, в которых я не разбиралась.

«Книга по химической науке вправду может так секретно охраняться? Аж в сейф её запихнули и мне все мозги промыли — ради чего? Этого?»

Я пролистала находку вдоль и поперёк, но всё, что понимала, было неинтересным, а всё остальное — нечитаемым. Мою досаду не описать было словами.

Единственное, что представляло для меня интерес, — иллюстрации. На них были показаны загадочные движения рук, непонятно к чему приводящие, ведь я не понимала текста, а значит, и смысла в их задумке. При чём тут химия и странные телодвижения?

Через полчаса моих размышлений и метаний из стороны в сторону я всё же решила повторить то, что было изображено. А почему бы и нет?

Какая-то нездоровая чуйка всё кричала мне этого не делать, всё повторяла, что ничего хорошего из этого не выйдет, но любопытство было сильнее. Мозг затуманился, и теперь всё было неважно, ведь спустя пару попыток у меня таки получилось сделать то, что было на картинке.

Предчувствие не обмануло.

Зрачки закатились глубоко в глазницы, рот сам, двигаясь, произносил странные слова, хоть я и не понимала, что говорила. Было чувство, что медленно плавлюсь, будто раскалённый металл. Или что в меня одновременно воткнули тысячу скальпелей, нанизав меня, как на шампур. Челюсть больно открывалась, зубы с силой ударялись друг о друга.

В библиотеке поднялся ветер, он баловался, роняя книги, в то время как моё тело буквально расщеплялось, распадалось на молекулы. От меня осталось лишь облачко лёгкого дымка да погром в комнате.

На пол упал тот самый ржавый ключ, засветившись ярко-красным цветом. Запретная книга опустилась на своё законное место — подставку, пока алый свет медленно затухал.

Я же, ловя ртом воздух, еле продрала глаза и тут же закашлялась: горячий кислород обжёг меня изнутри. Хотя не только изнутри. Снаружи тоже было далеко не прохладно, ведь я оказалась посреди огромной пустыни.

Перед моими глазами вдруг высветились строчки:

Предисловие к использованию основной общей книги по волшебному ремеслу и практике магических искусств

«Книга предназначена магам, магическим существам, мутантам с возможностью пропуска магии. Опасно для жизни! К использованию людьми не рекомендовано. При неправильной эксплуатации может вызвать галлюцинации, рвоту и кровотечение. Некоторые заклинания имеют единичный эффект и не могут быть использованы снова. Не трогайте книгу руками без перчаток. Берегите себя — и удачи на пути к знаниям и практике».

Глава 2

Спасение

Дул сухой ветер, ни капельки не остужающий тело. Я изнывала от жары, была готова плакать и кричать, только вот какая от этого польза?

«Разве тут мне суждено умереть?» — в отчаянии я до сих пор не верила в рискованность моей прогулки по бескрайним пескам, а стоило бы.

Кожа покрылась ожоговыми волдырями, они вздулись и покраснели, на них даже смотреть было страшно. Да и болело это всё так, что при каждом, даже самом незначительном, движении хотелось завыть, подобно волку. А если их, не дай бог, что-то касалось, то боль была просто невыносимой.

Израненное тело нуждалось в покое, кожа потеряла эластичность и требовала восстановления, но я ничего не могла сделать для этого. Тут закрывайся не закрывайся, лежи неподвижно или двигайся — всё равно больно. А ещё было ощущение, что кожи на ступнях и вовсе не было, а лишь оголённое мясо. Дрожа, я подняла одну ступню, чтобы попытаться остудить её и посмотреть, что там, и тут же пожалела. Вместо кожи там висели клочки омертвевшей ткани и воспалённые ярко-красные пятна, будто всё проедено кислотой.

«Воды…» — это слово мозг генерировал без моей воли.

Паника охватила меня. Я судорожно оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, что делать. Или, может быть, это и вовсе сон?

Но мучения были недолгими. Минут через пятнадцать я потеряла сознание. Ничего удивительного: мой организм из-за постоянного заключения в четырёх стенах был слаб, невынослив и закалкой не обладал. Он, наоборот, был подобием спички, и было бы логично встретить смерть незамедлительно после всех мучений, но нет.

Мои обмороки были интервальными, тело ещё функционировало с перебоями, посему я продолжала упорно бороться за жизнь. Но со временем оптимизм, решительность и желание выбраться пропали, вместо них пришла пустота. Эта пустота сожрала меня, не позволив предпринять новые попытки сопротивления.

Перед глазами всё плыло, покрывалось мутными пятнами, через которые ничего невозможно было различить, и вскоре я стала расценивать то, что ещё жива, как проклятие.

Каждый раз я открывала глаза, чтобы почувствовать, как медленно превращаюсь в курочку гриль, — а это такое себе удовольствие. Даже банально заплакать не могла: не было сил и жидкости в организме.

Я обречена на смерть в любом случае, так что проще было даже не пытаться спастись. Уж лежала бы в обмороке, не чувствовала всего этого, но нет же! Я была в сознании и страдала. Мучилась, а ради чего? Что я могу сделать?

Во мне боролись две мысли: хочу умереть и хочу непременно жить. Я то со стоном проползала пару метров (это было чем-то наподобие борьбы), то лежала и содрогалась от боли, желая всё это побыстрее закончить.

Совсем скоро конечности опухли до такой степени, что перестали сгибаться, так что выбраться из плена песка уже не представлялось возможным. Меня замело, и теперь барахтаться было единственным, что я могла. Ну а пользы от этого никакой, что тут говорить.

Через некоторое время я перестала чувствовать боль: видимо, тело онемело и слишком много клеток отмерло. Почему-то именно в этот момент к горлу подступил смех.

Смех был так неожидан, так громок, что я даже замерла, слушая сама себя. Надежда и вера покинули меня, а любовь никогда и не посещала. Теперь хотелось только блевать и умереть.

А после — безысходность.

«А ведь если бы я не полезла в сейф, то ничего бы не было. Какая же я дура!»

Интервалы, когда я могла управлять собой, всё уменьшались, и теперь я теряла сознание каждые 10 минут, но это уже не радовало и не огорчало, хотелось только момента, когда мои глаза блаженно закатятся и я больше никогда не очнусь. Там не будет боли, не будет слёз, там будет лишь блаженство.

Так мучительно прошёл день. Я лежала и медленно жарилась. Теперь перед глазами был полумрак, но это даже к лучшему, чем видеть, что лежишь в собственной блевотине, и видеть обгоревшие руки. Какая у меня степень ожогов?

А солнце будто только сильнее распалялось. Будто ему было недостаточно моих страданий.

Я решила приподнять голову, чтобы осмотреться, но ничего не вышло. Я вам клянусь, по моим ощущениям, она весила сто килограммов! Тогда я попыталась позвать на помощь, но изо рта вышел только сдавленный хрип.

Хотелось найти силы переползти хотя бы на пару метров, дабы не воняло испражнениями желудка, но сил не было.

Как бы ещё описать свои мучения? Как описать то состояние, когда ты ни жив ни мёртв.

Опухшие веки закрылись сами собой, и я вновь впала в забытье.

Интересно, мои родители будут плакать, когда узнают о моей смерти?

Ведь мне уже не очнуться.

Вряд ли. Как бы я хотела увидеть, что они правда по мне горюют, а не просто притворяются, хотела бы я увидеть, что они вправду сожалеют о том, как относились ко мне и относятся до сих пор. Хотя кого я обманываю? О моей смерти они даже не узнают, я не уверена вообще, где я нахожусь.

Теперь меня уже засыпало толстым слоем песка, и, хоть это и было тяжело, он, как одеяло, защищал меня от дальнейшего поджаривания, да и день пошёл на спад, так что когда я очнулась, то уже не чувствовала себя так, будто я в котле.

Но из полуобморочного состояния я так выйти и не смогла. Просто бесцельно водила глазами туда-сюда.

И тут сквозь кромешную тьму я увидела картинку, как на упаковках конфет. Высокие пальмы, вода, кокосы…

«Оазис… — улыбка озарила моё лицо. — Оазис!»

Он казался спасением, надо только до него добраться. Я собрала последние силы и смогла вытащить руки, сразу ощутив, как в коконе было прохладно по сравнению с обычным песком.

Но раз начала, поздно отступать. Барахтаясь, я проползла не больше метра, когда перед глазами начали появляться коровы, берёзы, разноцветные узоры и ещё много не пойми чего. Всё это казалось мне абсолютно нормальным, так что, пока я вновь не отключилась, так и ползла к своим галлюцинациям.

Предсмертный бред заставил меня расстаться не только с укрытием, но и со здравым рассудком, и я стала ощущать всё только более странно. Меня бросало то в жар, то в холод, перед глазами теперь было вообще что-то неразличимое. Все мышцы в теле начали сокращаться, воздуха не хватало даже на простое дыхание, зато сердце билось как бешеное.

Последнее, что я помню, — это то, что я хватала ртом воздух, барахталась так, будто пыталась за что-то зацепиться. А потом — чернота.

Очнулась я в той же черноте. Непроглядной. Я вообще не могла пошевелиться. Зато рот открылся сам, судорожно глотая прохладный воздух.

Ничего не понимая, я попыталась сделать хоть что-то, но ужасная боль во всём теле не дала мне этого сделать, и я осталась лежать, как мумия, в непонятном для себя месте.

Ощущать себя мумией мне помогали бинты, крепко затянутые и закреплённые, в них было трудно двигаться, а значит, и чувствовать боль. Можно больше не биться в агонии и не орать во всё горло. Хотя чувство беспомощности удручало.

А ещё эти бинты были уж какие-то слишком странные, мягкие и толстые. Это натолкнуло меня на мысль, что на мне не один слой и там внутри есть мягкая подкладка. Видимо, эти участки тела были сожжены почти до костей. Только тогда вопрос, как они не подлежали ампутации… Да и комнату, в которой я оказалась, больничной палатой не назовёшь.

Меня охватил страх и паника, я не понимала, где нахожусь, и мне было очень плохо, но при этом очень хорошо.

«А вдруг это галлюцинация типа предсмертной?»

Это раздалось в моей голове эхом, и я замерла.

Нет, быть такого не может, я бы тогда не чувствовала боль!

Сама себя не успокоишь — никто тебя не успокоит.

Что было страннее — я плохо видела. Будто через запотевшее, тонированное стекло. Сколько бы ни оглядывалась — не могла увидеть ни где я, ни что происходит.

Но плохо функционировало не только зрение. Лёгкие тоже будто потеряли свой объём, и я теперь дышала коротко и отрывисто, всё ещё чувствуя жжение внутри себя при каждом вдохе.

Раздумья о том, могли меня спасти или нет, утомили, и я незаметно сама для себя вновь уснула.

Спала я недолго и прерывисто, а самое главное, чутко, поэтому проснулась от чьих-то шагов и открыла глаза.

— Здравствуй!

Я аж дёрнулась, смотря на своего спасителя. Могла бы и закричать, но голосовые связки отказались работать.

— Тихо… тихо… тихо… Успокойся, всё хорошо.

Он подошёл и коснулся моих волос, теперь их поглаживая.

— Позволь мне всё тебе объяснить. Не переживай раньше времени. Тебе нельзя сильно волноваться, ты и так сильно ранена. В очень плачевном состоянии я нашёл тебя в пустыне, ты была при смерти. То, что ты жива, чудо. Я в последние годы много времени уделял лечебной магии и добился заметных результатов.

«Магия? Чего? Какой-то бред!»

Я не была уверена, где нахожусь, поэтому ничего не ответила, а просто запомнила. Потом на практике посмотрю, что там у него за магия.

— Я постараюсь вернуть тебе здоровье в ближайшее время.

— Спасибо, — прохрипела я. Он лучезарно улыбнулся и пригладил мои спутанные волосы.

Я ещё никогда не видела такой реакции на свои слова и была ошеломлена. Не то чтобы я сравнивала, но эта улыбка меня поразила. Я впервые так с кем-то общалась.

— Не за что. Похвала — это, конечно, отлично, но лучше бы тебе не говорить какое-то время, — посмеялся мой спаситель. — Побереги силы, хорошо? И тогда ты сможешь быстрее поправиться и вернуться в строй. А то, наверное, твои родственники тебя уже ищут.

«А вот я в этом не уверена», — мне стало слегка не по себе.

Пока я лежала, он уже успел сходить туда и обратно.

— Я воды принёс, будешь?

Его слова напомнили мне о жажде и заставили вновь почувствовать то, что я ощущала в пустыне. Я распахнула глаза и слегка кивнула.

— Так и знал.

Когда долгожданная жидкость коснулась моих губ, я испытала просто гастрономическое удовольствие.

«Вода. Это правда вода».

Кажется, я не верила, что она вообще существует.

— Воу-воу, полегче. Так ты и стакан вместе с водой проглотишь, пей медленнее. Я же у тебя её не отбираю.

Когда я допила воду, он сказал, что отлучится и оставит меня одну на какое-то время. Так и произошло.

От того, что я много выпила воды, меня начало мутить.

Я не хотела тут всё испачкать в знак благодарности, так что изо всех сил сдерживалась, дабы избежать конфуза, пока он не вернётся.

Каким-то чудом я дождалась его возвращения, и он всё понял без слов. Наверное, у меня была зелёная кожа, раз он так быстро подсуетился и всё сделал: поставил таз и наклонил мою голову.

Но он всё равно решил поменять простыни и бинты, так что моё тело взлетело, как пушинка, в воздух без посторонней помощи.

Да, насчёт магии — всё точно правда.