Просто жить!
Кошка прямиком направилась в комнату. Увидев аквариум, запрыгнула на крышку и растянулась во весь рост. Зевнула и сладко уснула с дороги.
— Не, ну это вообще нормально, нет? Как я теперь к себе домой попаду, она же мне все дырочки законопатила. Развалилась тут. Ладно-ладно, кто сегодня будет спать в аду? Мы ещё посмотрим! Кстати, Вовка, если я провод замкну от морозилки, ты будешь прожаренную кошку? Ну, нам ведь надо будет как-то тело спрятать, ну вот я и подумал.
Вовка от такого предложения громко сглотнул и шлёпнулся на задницу.
— Вот, Жорка, я когда-нибудь с катушек слечу от твоих идей по-тихому. Что, опять шиза косит наши ряды, да? Конечно, я очень люблю поесть, но кошку есть не стану, хоть тресни!
— А вот и тресну сейчас! Я хоть предлагаю какие-то идеи, а ты чего? Опять отсидеться хочешь по-тихому. Ладно, хорошо, вот если она тебя сожрёт ночью, ей твоей туши на пару недель хватит, я, извините, мой бывший друг, выбираю более сильного противника.
— Я один вижу здесь некоторую дискриминацию по мифологическому признаку?
— Вот, Вовка, нам и надо сплотиться.
И Жорка уже бегал вокруг аквариума, грозился отключить горячую воду на две недели, затем он подговорил Вовку, и они перевернули кошачий лоток в туалете. Невероятные по отваге, напряжению и самоотдаче, они три часа строили пакости. Жорка вконец озверел и дёргал кошку за усы, затем прятался за углом своего домика, Вовка наблюдал за этим смертником, крутил башкой, одновременно боялся за Жорку и восхищался его смелостью. Жорка издевался над Кассандрой ровно до тех пор, пока она не шмякнула его лапой прямо к Вовке на пол, и он лежал теперь без сознания. А кошка села и невозмутимо начала умывать свою морду.
Дальнейшее падение бездыханного тела произвело на Вовку неизгладимое потрясение: он нюхал Жорку, пытался тихонько пошевелить его лапой, нервно поскуливая, и, понимая, что друга он потерял навсегда, начал громко лаять. Жорка открыл глаза и стонущим голосом прошептал:
— Вовка-а-а, умоляю, не ори дурниной и прекрати пускать на меня свои слюни. Не хочу, чтобы на моём памятнике было написано: «Утоп в слюнях».
— Жорка, Жорка, ну, слава Богу, ты живой, я так испугался.
— Да живой, живой. Вот видишь, какой враг у нас коварный?
Он встрепенулся и тут же начал бегать вокруг Вовки, придумывая разные идеи по устранению узурпатора. Он предлагал врубить пылесос, когда кошка сядет в свой лоток, захлопнуть её в морозильнике, вытолкнуть в форточку. Не забыты были и моральные унижения, Жорка предложил написать на бумажке «ЧМО» и приклеить кошке на спину.
Концовкой ко всей вакханалии был флажок СССР на столе и рядом Жорка, орущий гимн Союза Советских.
Вечером вернулся Серёга, и кошке впервые попало, он ругал её за перевёрнутый лоток. Жорка с Вовкой опять радовались, ну а кошке было по фигу, она даже не обратила на это никакого внимания.
Когда Серёга сгрёб всё в ведро и пошёл выносить мусор, он, как всегда, забыл закрыть дверь квартиры, и Кассандра тихонько выскользнула на улицу.
Пропажа обнаружилась только через час, Серёжка понял, что это он виноват. Схватил Вовку и побежал искать кошку.
Во дворе было весело: детишки катались на горке, мамаши прогуливали своих неповоротливых карапузов на санках, замотанных в шаль поверх цигейковых шуб. Дед Петруччо тихонько бродил на пару с Петрушкой, всё так же разговаривая со своей таксой, как с человеком.
— Ну что, Петрунюшка, нагулялся? Или ещё пошастаем с тобой немножко? Не замёрз, голубчик мой?
Петрушка весело тявкал и махал хвостиком.
— Вот «неугомоныш» ты у меня. Да-а-а… мой дружочек, погодка сегодня замечательная стоит. Снежок идёт пушистый, морозец лёгкий, а вокруг жизнь кипит. Вон, видал — детвора как радуется, да и нам с тобой веселее с народом-то. Ну давай, давай побродим ещё немножко, только, ежели чего, замёрзнешь, ты мне сразу говори, ладно?
И, услышав заветное тявканье в ответ, дед продолжил гулять. Мило было наблюдать за этой парочкой, как понимали друг друга человек и собака.
Прожил он вместе с другом много лет.
И больше вроде нечего жалеть,
Ведь благодарен дед своей судьбе,
Что друга в конце жизни повстречал.
А ей, собаке, только рядом быть,
Чтоб он её за ухом потрепал,
Чтоб разговаривал с ней обо всём,
Иль просто по двору
Идти молчать…
Они знакомы многим во дворе.
И, глядя, как идут гулять вдвоём,
Подумайте, как надо просто жить
И жизнь и каждый день ценить…
Царанча
Как Серёга мог прошляпить кошку? Да ещё спохватился так поздно, за час она могла пересечь пару океанов вплавь. Он уже представлял, как расстроится мама. В голове возникал образ Евстолии Семёновны, где она трагично закатывала глаза и со сцены своего мифического театра вселенских трагедий падала в оркестровую яму, затем поднималась снова на сцену и всё падала и падала, пока дирижёр не закричал из ямы, моля о пощаде, ведь мама раз за разом падала на него. И из-за этого казуса он никак не мог обеспечить оркестру как ансамблевую стройность, так и техническое совершенство исполнения. Но «мать трагедий» плевать хотела на его художественную трактовку и по новой карабкалась на сцену.
Серёжкино волнение передалось и Вовке с Жоркой. Вовка неутомимо следовал за хозяином, а Жорка молчал в тряпочку, что было ему крайне несвойственно. На улице совсем стемнело, все жители разошлись по домам, и двор окончательно опустел. Только Серёжка с Вовкой не теряли надежды отыскать беглянку (зима всё-таки!), в очередной раз обходя близлежащие дворы. Поиски их не увенчались успехом. Было принято решение пойти домой, немножко согреться горячим чаем, написать объявление о пропаже и расклеить его по всем столбам. Вовка очень замёрз, он жалобно заглядывал хозяину в лицо, поджимал лапы и был похож на скачущего огромного кузнечика.
Когда они зашли в тёплый подъезд, от Вовкиного тела повалил пар. Их взору предстала картина: Кассандра восседала на подъездном окне, причём не одна, и была совершенно счастлива, на морде было напечатано блаженство, а из ушей наружу вылетали сердечки. Рядом с ней сидел дворовый кот по кличке Бывалый. Проживал сей экземпляр в подвале дома, имел анархистские замашки, гонял собак и себе подобных, запросто мог вцепиться в ногу проходящим мимо — как говорится: «За шо?» — «А шоб ты знал!»
Котяра был матёрый, весь в боевых шрамах за убеждения, которые ему постоянно приходилось доказывать. Шерсть была вся в колтунах, хвост ободран, половинка уха красовалась на его голове как награда за участие в боевых действиях. Бывалый, что б вы ни думали, не был худым, он был откормышем. За его питанием тщательно следила Луиза Марковна. Кошак имел многоразовый рацион, позволял только ей себя погладить и в знак благодарности за своё драгоценное содержание периодически метил старушке на коврик в подъезде, философски обозначая свою территорию. А самое страшное было в том, что этот анархист имел своё представление прекрасного чувства, вступая в беспорядочные связи с противоположным полом.
«Только этого мне не хватало!» — успел подумать Серёжка, видя довольную морду кошки, пребывающей в заоблачной эйфории, эту фиалку на залитом солнцем поле, и наглую «физию» Бывалого, старого солдата, который не слышал слов любви. Надеяться на лучший исход даже не стоит. Окончательно Серёга убедился, что он попал, когда этот наглец подмигнул ему, обнажив сломанный клык, всем своим видом показывая: «Даже не надейся, наивный, я никогда не стреляю холостыми!»
Вовка судорожно сглотнул: с Бывалым он был знаком не понаслышке, однажды кот пытался отгрызть ему лапу. Так быстро по лестницам в квартиру Вовка никогда не бегал. И поэтому сейчас он был на страже, предпочитая спрятаться за спину хозяина и не отсвечивать: очень хотелось в этой ситуации быть маленьким и незаметным, насколько это было возможным в его случае (карманных догов ещё не вывели).
Когда Серёжка попытался взять эту рабу любви на руки, чтобы поскорее унести её домой, Бывалый пошёл в атаку. Он выгнул спину и издал утробное рычание, плавно, по нарастающей напоминающее сирену скорой помощи. Глаза его сверкали (особенно правый), по его боевому настрою было понятно, что с новой возлюбленной котяра расставаться совсем не готов. У кошки был восторг в глазах: такой мужчина отстаивал её расположение! Сразу было видно, что она безнадёжно влюблена. Вовка решил: «Ну его на фиг!» И, бросив Серёжку, взлетел выше на пролёт между этажами, озираясь по сторонам, он выглядывал вниз. Не, если бы рядом был Жорка, может, Вовка и остался рядом с хозяином, но попугая не было, и без Жоркиной поддержки он просто струсил.
Да, ему было очень стыдно, но больше ему было страшно, и, вспомнив любимую фразу пернатого: «Валим по-тихому!», Вовчик ей и воспользовался.
Кот тем временем, проведя рокировку, бросился на Серёжку и, вцепившись в руку зубами, яростно помогал всеми четырьмя лапами, царапался, не выпуская руку из зубов. Серёга почувствовал сильную боль, но кот крепко держал свою добычу, как вьетконговец национального фронта освобождения, и сдавать позиций этот активист был не намерен. Серёжка тоже яростно пытался отбить свою конечность, пытаясь раскружить кота на повисшей руке. Понимая, что надо хоть что-то делать, он начал круговые движения рукой. Кот на мгновение ослабил свою смертельную хватку, и Серёга смог освободиться, он сгрёб кошку в охапку и побежал домой. Враг был повержен, но вьетнамский конфликт, по мнению кота, завершён не был.
Многие его методы ведения боёв могли преподавать в кошачьих академиях, он презирал всех, кто его недооценивал, предпочитая оставлять после себя горы поверженных врагов из лиц своего семейства, а человеческому контингенту — прокусанные конечности, засады и подрывание на мастерски расставленных минах. Бывалый решил на время затаиться и обдумать план нападений, а для начала бомбардировал на Серёжкин коврик.
Влетев в квартиру, Серёга даже оглянулся: ему на секунду показалось, что Бывалый их преследует. Он громко захлопнул входную дверь и только потом заметил, что вся его правая рука в крови. Он судорожно начал искать бинты и вату. Жорка сразу же оживился: если честно, он очень не любил одиночество. Но, заметив кровь на руке хозяина, крякнул и разинул клюв.
— Вовка, слышь, я один это вижу? Скажи, что это томатный сок… Или всё-таки то, что я думаю?
— Да кровь это, Жорка, самая настоящая, на нас было нападение!
— И что, ты тоже ранен? Ты ведь нам сча всем своим кровопролитием квартиру затопишь.
— Да нормально всё со мной, хозяин только пострадал. На него этот безумный дворовый кот напал, будь он неладен.
— А ты где был? Почему не защищался? А-а-а-а… кажется, я начинаю понимать, да и в воздухе пахнет неприятностями — твоими, Вовочка, между прочим. Герой, блин!
— Конечно, ведь хорошо тут сидеть и выпендриваться, а там, знаешь, как страшно было! Он так выл, а потом как прыгнул, дальше я не досмотрел, но хозяин его победил, он отважный у нас!
— Вот скажи мне, Вовка, по чесноку, как тебе, морда ты тыловая, после этого доверять мою жизнь? Ты же свалишь, как саранча в брачный период, при малейшей угрозе.
— Это какая ещё царанча?
— Сам ты царанча, дубина необразованная! Саранча — зверюга такая, как кузнечик, только вот на тебя шибко смахивает, тоже жрёт всё подряд без разбору и бережёт, как ты, только свои святые места, вот!
— Вот сейчас, Жорка, оскорбительно было даже для меня, ты там поаккуратней в выражениях, а то кровопролитие у тебя начнётся. Сколько там в тебе крови — напёрсток? Вот и береги её, пока донором не стал. Ишь ты, царанчой меня обзывать!
Шумную перепалку прекратил Серёжка, он уже обработал свою рану и, уставший, приказал всем спать.